— Нет-нет. Это я сказал не подумав. Конечно, надо меняться. Стать лучше. Терпимее. Жаль, мы с тобой теперь можем не встретиться.
Она снова прислонилась к нему, поглаживая его запястье.
— Хотела сказать, что все в твоих руках, но… не жалей. У тебя будет много новых возможностей.
Или проблем, — усмехнулся он про себя, поглядывая на большие цифры, висящие в воздухе. «17:33» — показывали они. Значит, пенсионеры уже в пути.
— Лот 57777! — вновь закричал голос. — Россия, Челябинск, Комаровского, 33, 777. Астафьевы Владимир и Надежда. 17:48.
— Вот и мой, — он качнул головой, окинул на прощание взглядом зал, обернулся к ней и прикоснулся к руке. Будто случайно. Но промахнулся. Его пальцы прошли словно насквозь, и она рассмеялась.
— Не забудь. Теперь мое имя — Наталья. Черные волосы. Длинный нос с горбинкой. Вдруг нам…
— Нет! Ни за что! Мы обязательно найдем друг друга. Никаких «вдруг»! — он шагнул к высокой малиновой платформе с разноцветными контейнерами. Люди вежливо уступали ему дорогу, а когда он подошел к лестнице с белыми ступеньками и ожидающими на них молодыми людьми, то невольно спросил:
— Кто последний?
Откуда-то из глубины сознания возник этот вопрос. Глупый. Или…
— Проходи-проходи, — заулыбались молодые люди, с трудом сдерживая смех. — Собираешься в Россию? Уже готовишься?
Он поднялся и подошел к темно-серому контейнеру, который сильно выделялся своей безликостью на фоне других — ярких, цветных. Но его новая фамилия бледно-желтыми буквами светилась на серой стенке, и не оставляла никаких сомнений.
И тут он чуть не бросился назад.
«Имя, имя! Я не сказал ей свое новое имя! — Не на шутку разволновался он. — Как же теперь она меня найдет?».
Но выскочившие как из-под земли два невысоких служителя в белых халатах уже подхватили за руки и провели внутрь контейнера. Одежда моментально растворилась. Он медленно погрузился в ванну, наполненную серо-желтым сиропом, не имеющим ни температуры, ни запаха, ни вкуса. Погрузился, закрывая глаза и готовясь к встрече с новой жизнью.
«Она же у меня умная. Она точно узнала мое имя. Уже давно», — он благостно улыбался, понимая, что уже и сам забыл, как его зовут. Александр? Или Вадим? Неважно. На новой земле ему дадут возможность вспомнить. Жаль, что не все. Наталью он забудет навсегда. И придется много приложить усилий, чтобы заново найти ее.
Приглушенный голос в беспросветной темноте объявил пятисекундную готовность. Сейчас осталось забыть все окончательно… Потом долго, очень долго ждать в полном мраке. Ждать, пока в глубь тоннеля не хлынет яркий свет.
После чего он очень громко закричит.
Закричит, заплачет, совершенно не понимая, что за чуждый мир предстанет перед ним, где огромные лица будут глядеть на него сверху и строить гримасы. Издавать громоподобные звуки. И совать что-то мягкое и мокрое в рот. Так он снова родится на свет.
1—5 декабря 2009
Сегодня будет тепло
Круглая пластиковая голова, облаченная в железный шлем, худенький торс в панцире и две резиновые гусеницы на ногах — таким Фиртик стоял в раздумьях перед колодцем, не решаясь спуститься вниз. Открыть люк — дело нехитрое. В рюкзаке есть и молоток, и гвоздодер, и даже мегаваттная дрель, способная пробить танковую броню. Но что его ждет? В полной темноте и бескрайности.
— Ты почему не в школе? — сзади раздался трескучий голос. — Куда это ты собрался?
Большой Гобилла незаметно подкрался сзади из-за складской будки. Треугольное лицо, конусообразное тело, очень короткие и тоненькие ножки и длинные толстые руки, свисающие по бокам и дотягивающиеся до земли. Гобилла являлся оплотом порядка и всегда следил за школярами, пугая своей своеобразной внешностью. Искры электрических разрядов, проскакивающих между стеклянными глазами говорили о не лучшем его расположении духа.
— Вниз, — честно ответил Фиртик. — Мне дали задание.
— Кто? — Искры негодования полетели в воздух.
— Старшеклассники… Ленчик и Соня. Сказали, что так надо для их курсовой работы. И для моего зачета.
— Ах!.. Ну, попадись они теперь. Шутить вздумали! Разве тебе Симблон, наш завуч, не говорил, что спускаться вниз никому нельзя. Расплавишься в одну секунду. Там очень горячо. Ты же робот?
— Нет. Я — синт, — Фиртик поднял руку, показывая живую плоть, кожу, пульсирующие вены.
— Странно… Но тем более нельзя. Сгоришь, и не вспомнишь, что ты жаропрочный.