Полянский осторожно вышел в подъезд и, прижимая к груди бесценную папку, прислушался.
Наперегонки с жердеобразной тенью, похрустывая разбитыми лампочками, он перебежал площадку своего этажа. Было непривычно тихо. Видимо, ночное братство покинуло временное пристанище, оставив после себя разнообразный мусор в виде одноразовой посуды, очередные шедевры настенной росписи, едва уместившиеся среди былых, да сладковатый аромат галлюциногенов.
За дверью соседа напротив слышался истерический, визгливый женский смех, сопровождаемый каким-то грохотом, словно в квартире двигали мебель. Было определенно ясно, что Гехард занимался своим привычным делом… Но что еще оставалось делать? Остальные соседи являлись менее надежными, чем он. После звонка почти возле самой замочной скважины смачно и недвусмысленно передернули затвор, и только после этого дверь слегка приоткрылась. Холодный ствол уперся в лоб.
— А-а, это ты, ур-род! — уныло просипел Гехард. — Чего надо?
Небритый, в грязном домашнем халате нараспашку, с огромным крестом во всю грудь, он скорее напоминал многолетнего узника какого-нибудь замка.
— Покарауль еще раз квартиру, — виновато попросил Полянский. — Верхолазы ведь опять обчистят, как пить дать… А у меня там машинка печатная осталась. Самая ценная вещь…
— Как ты мне надоел! — рявкнул сосед, пряча оружие. — Два доллара за присмотр…
— Конечно, какой разговор!..
Из-за широких плеч через дымный проем коридора Полянский увидел размалеванную девицу, прикованную к стене цепями, истомившуюся в ожидании. Сам же сосед нетерпеливо поигрывал внушительным хлыстом.
— Только смотри, я за себя не отвечаю, потому что могу увлечься…
— Вы уж постарайтесь, господин Гехард.
— Ну, скоро ты там?! — завопила девица, нервно гремя цепями.
— Иду, красотка, иду-у!..
Этажом ниже Полянский едва не наступил в изрядную лужу крови, но инерции оказалось достаточно, и хватило, чтобы с ходу ее перескочить… Фантазия профессионала тут же нарисовала ужасающую картину каннибализма… Ну, на худой конец, обычной резни, происходившей в подъездах едва ли не каждый день. Жертва под болевым шоком и страхом металась и тыкалась в глухие бронированные двери, о чем говорили измазанные красным звонки и ручки. В ответ за спиной слышался лишь ужасающий хохот насильников… С наступлением рассвета ночные жители, словно вампиры, разбрелись по подвалам, а иные попросту смешались с обычной уличной толпой…
Полянский вышел на улицу, вдохнул всеми легкими едкий дизельный аромат и задумался. Хотелось попасть до места быстро и без приключений. От этого зависело ближайшее будущее.
Идти по улице имени Ромуальда — первого почетного рабочего города — не было смысла. Можно надолго застрять. Сегодня оказался день, когда пустили первый городской трамвай, и в связи с этой датой должен пройти грандиозный митинг. Это весьма неорганизованное действо, когда напрочь парализуется даже пешеходное движение. Веселье. Громогласные лозунги. Агитация, плавно переходящая в открытое подстрекательство. Поиски действующей оппозиции либо просто недовольных… Обычно — итог на фонарных столбах. Бывало, Полянский подолгу смотрел на искаженные мукой лица, и в мозгу сами собой возникали ярчайшие образы… Потом он спешил домой и творил…
Через переулок Хамоса-освободителя тоже идти не стоило. Несколько преступных, группировок до сих пор не смогли поделить этот квартал между собой, и поэтому бои тут не прекращались даже днем. К вечеру наступал пик. Ночью — партизанская война. К утру вывозили трупы, и все начиналось заново. Убийства со временем были все изощренней, но наблюдать Полянскому удавалось далеко не всегда. Чревато.
В конце концов, он выбрал верный, но скучный путь. Дорога проходила по задворкам, забитым стихийными, несанкционированными свалками, мимо забегаловки «Мордобойка Циплевича». Там в утренние часы было обычно безлюдно и тихо. На улице — два-три бомжа. Внутри заведения — несколько трудяг, зашедших перед рабочей сменой слегка перекусить. Никакой пищи для размышления и творчества. Полянский усиленно скрипел мозгами, но, увы, обстановка противоречила. Вот только воображению простаивать никак нельзя…
На фабрике детских игрушек зычно проукал гудок, раскатившись по утренним кварталам, и старая кирпичная труба выбросила в небо сочный дымовой шлейф. Тяжелые элементы постепенно опустились на соседние районы. Из забитых давно и поэтому переполненных водостоков вспенился фабричный слив. Перенасыщенный ручей с трудом перетекал по тротуару, испуская зловоние и рентгены. Бывшая оборонная промышленность, несмотря на измененный профиль, до сих пор «качала права». Местную организацию «За мир» не оставляли подозрения, что в недрах подземных цехов до сей поры ведутся разработки оружия массового поражения. Общественность требовала открытых дверей, но фабрика успешно рекламировала на сверкающих витринах медвежат, зайчишек, забавных гномиков и прочие детские игрушки…