Проза
Юрий Васильев
Гулиганда папасса[1]
— Стоп! — проводник поднял правую руку, и колонна остановилась. Все принялись напряженно озираться по сторонам. Лиана, что свисала впереди над тропой, качалось. Казалось, вот только что ее зацепил хвостом быстрый хищник с мягкими лапами. Игорь достал пистолет со снотворными капсулами.
— Тс-с… — прошептал инопланетянин, и огонек лазерного прицела запрыгал по густой растительности. — Она здесь. Я ее чувствую.
Глаза его сделались большими и желтоватыми, как у совы.
— Ч-чер-рт… Земляне… Тоже мне… — проворчал он сквозь зубы скорее по привычке. — Как же вы ее охраняли-т, что она умудрилась сбежать в джунгли? Горе-охранники…
В ветках раздался шорох, и большая неуклюжая птица перелетела подальше от новых соседей.
— Она же хищная… — не унимался проводник. — Любому вашему льву и тигру глотку перегрызет в минуту. У нее ж зубы в три ряда. Да острые, как скальпель… Одно слово — Гулиганда Папасса. Жестокая, как…
— Р-р-я-у-у!.. — словно пятнистая молния мелькнула в просвете между стволами.
— Тук-тук-тук… — беспорядочно захлопали выстрелы.
— А-ах! — клыки зверюги вцепились Игорю в правую голень. — А-а-а! — заорал он во всю глотку.
Боль пронзила все его тело. Пистолет выпал в траву и…
…Игорь проснулся.
Дыханье было частым. Глаза слезились. Руки дрожали. Сердце, как азартный боксер, бешено колотилось.
Протерев глаза и немного придя в себя, Игорь отшвырнул жаркое одеяло, опустил ноги с дивана и на всякий случай ощупал правую:
— Папасса, черт возьми! — сквозь зубы проговорил он. — Бред какой-то…
Писатель-фантаст Игорь Чудовищев мучился уже которую неделю. Его преследовала неведомая Гулиганда Папасса. Он выдумал ее с месяц назад. Точнее, ему казалось, что она всегда была в подсознании и лишь недавно по неведомой причине вдруг обнаружилась, чтобы доставлять страдания и лишать сна.
Игорь с ненавистью поглядывал на сплющенную затылком подушку. Время перевалило за полночь. Зевки встали в длиннющую очередь, нагло обгоняя друг друга в неумолимом стремлении первым сделать вывих нижней челюсти. Веки слипались. Лохматая голова тяжелела. Мысли уже слабо ворочались в усталом сознании.
Хотелось спать, но он упрямо подпирал ладонью острый подбородок да обалдело таращился в пестрящий экран. Перед ним лежала раскрытая тетрадь с заголовком будущего произведения. «Гулиганда Папасса» — было выведено крупными буквами еще пару недель назад. С тех пор автор сумел обвести буквы красным. Дважды подчеркнул. И нарисовал цветочек на полях. Дальше рассказ не шел.
Название, божьей искрою осенившее его во время игры в футбол, не привело к добротному сюжету, а только подарило тяжелые раздумья, да перебор вариантов и героев. Бессонница еженощно лихо отплясывала на костях жутких сновидений, бессвязных обрывков неведомых перипетий, сцен, которые не имели ни начал, ни продолжений.
Он тогда аж остановился посреди спортзала, саданув мяч со всей силы «куда бог пошлет».
«Вот! Вот оно, название! Вот он рассказ! Повесть! Нет, роман! Вот оно — произведение всей жизни! Пра-ав! Тысячу раз прав был Ленька Доброхворов: название определяет форму рассказа. Его фабулу. Его суть. Нужно только понять, что хочет «вылепиться» из того или иного заголовка. Остальное — дело техники. Сиди да записывай. По сути, процесс творчества — выдумывание названий. Все остальное — механический перенос на бумагу, воплощение в жизнь уже сочиненного, логически вытекающего из двух-трех слов…».
К нему подбегали. Что-то спрашивали. Хлопали по плечу. А он только щурил глаза и скороговоркой тараторил:
— М-минуточку… Сейчас-сейчас… Стой-стой-стой… Да-да-да… В порядке… Все в порядке…
Соперники скрытно радовались. Свои — явно ворчали.
В игру он все-таки включился, но отбегал оставшиеся полчаса как-то машинально. Не отдавал пас, когда следовало, запорол два голевых момента, наступил на мяч, едва не разбив носа. Версии — зародыши сюжетов — захватили разум, и футбол шел уже параллельно литературе. Ни то, ни другое не приносило успеха.