– А ну, стой! – рявкнул Петрович, подбегая и выхватывая ствол.
– Напугал! – злорадно заорал один из мародеров. – Что ты в меня стволом-то тычешь, ментяра? Не работает твоя пушка, понял? Не работает! Пришельцы все оружие – чик! – и выключили. Ясно?
Петрович отвел ствол в сторону, нажал на курок и убедился, что так оно и есть. Пистолет не стрелял, хотя был полностью исправен.
«Черт, сразу сообразить надо было! Во всех новостях ведь повторялось, ракеты не взлетели, пушки не выстрелили, так почему мой пистолет должен быть исключением? Хоть бы проверил, дубина!»
– Катись отсюда, мусор, – продолжал разоряться мародер. – Ты нам со своей пукалкой не страшен. Теперь наше время!
Петрович сделал два быстрых шага, и рукоять пистолета, описав свистящую дугу, впечаталась в голову мародера.
– Вот так, – промолвил Петрович, глядя на рухнувшего ему под ноги мерзавца. – А ты говорил, не работает… дурачок.
– Атас, мужики! – Побросав награбленное, мародеры сбились в стаю.
– Шел бы ты отсюда, ментяра… – негромко проговорил один из них. – Все равно ваша власть кончилась. А то ведь, сам понимаешь… ну кто тебя тут найдет? Кончим, на части разберем и в здешний холодильник сунем. Пришельцы ведь только огнестрел выключили.
В руке мародера тускло блеснул нож.
– В холодильник? – Петрович шагнул к мародеру, перехватил руку с ножом и вновь применил табельное оружие нестандартным способом. – Нет. В холодильник не стоит. Холодно там.
Отрубившийся мародер рухнул ему под ноги.
Остальные бросились на Петровича толпой.
Петрович сунул табельный в кобуру, отбросил нож подальше в сторону и, перехватив чью-то руку с дубинкой, от души врезал ее владельцу по физиономии. Великий шаман Альцгеймер в таких случаях обычно издавал леденящий душу вой, считающийся у троллей боевым кличем. Петровичу боевой клич был не положен, а в остальном дело не слишком менялось.
Вот тощий, со шрамом на скуле, бритый налысо тип отвалил, согнувшись от удара локтем в солнечное сплетение, вот бородатый здоровяк с хриплым воем перелетел через Петровича, разбросав ноги и сбив двух своих подельников, вот Петрович дрогнул от мощного удара в челюсть, потряс головой, приходя в себя, вот он перехватил еще один нож, вывихнув руку, поднырнул под высокий удар ногой, нанеся встречный, вот его кулак стремительно впечатался в еще одну голову…
– Вот и все, салаги, – выдохнул Петрович, оглядывая поверженных противников. – И никакого холодильника. Или, может, мне вас в холодильник по частям засунуть?
– Ты… не можешь… ты же – власть… – просипел один из мародеров, тщетно пытаясь разогнуться.
– Вла-асть? – ласково протянул Петрович. – А кто-то тут совсем недавно кричал, что власть кончилась. Ты не помнишь, кто бы это мог быть?
– Все равно… мы тебя… кончим… гад! – простонал другой, тщетно пытаясь разогнуться.
– Если доживете, – ухмыльнулся Петрович. – Потому что я потихоньку начинаю приходить к выводу, что холодильник – совсем недурная идея.
– Погоди, начальник, мы ничего такого не натворили, чтоб нас на куски резать, – подымая голову, выдохнул еще один. – Это ж беспредел выходит. А ты – мент. Ты обязан закон соблюдать.
– Спасибо, что напомнил, – очаровательно улыбнулся Петрович. – А то меня что-то память сегодня подводит. Ладно. Буду соблюдать. На колени! Руки на затылок! И кто дернется – почувствует на себе тяжелую руку закона! Очень тяжелую, – добавил он, зверски зевнув. – Потому что закон сегодня не выспался. И может случайно перестараться.
– Да мы что, начальник… мы ж ничего… не сердись только…
Просительный, виноватый тон ни на секунду не обманул Петровича.
«Вот он – главарь, заводила, мозговой центр этой группы, – думал Петрович. – Эти мерзавцы еще сами не знают, что они – почти сложившаяся банда. Они еще кажутся друг другу случайными подельниками, товарищами по удачному предприятию, которое так не вовремя испортил сволочной мент. Им кажется, что сейчас они разойдутся в разные стороны, что каждый потащит свой узел с награбленным барахлом к себе домой и на этом все. Ничего. Еще пара-тройка магазинов, и они почувствуют себя единым организмом. А этот – будущий мозг, и он уже сейчас все понимает, сволочь. Ему и досталось-то меньше остальных. Упал, едва я на него замахнулся. Бережется, гад. Не барское это дело – от ментов по роже огребать. Для этого шестерки есть.
Убивать не за что. Отпускать нельзя. Стоит им за угол свернуть, как они вновь примутся высматривать, где что плохо лежит, и, не дай бог, кто-то встанет у них на пути. Так что ж с ними делать? Есть ли кто в «обезьяннике»?»