Выбрать главу

— Рабби, я не дорос. Я не достоин, — Эли низко поклонился и, простившись, пошел прочь.

II

Каталина стояла на коленях. Масляная лампадка, висящая перед иконой Богоматери с младенцем, бросала слабый свет на склоненную девичью голову.

От звука открываемой двери она вздрогнула, но не повернулась и не прервала молитвы.

Эли остался стоять у входа, держа широкополую шляпу в руках.

Ждал он недолго.

Каталина поднялась с налоя, прикрытого стареньким ковриком.

— Прости меня, Каталина.

Каталина села на стул.

— Я молилась за вас.

— За кого? — переспросил Эли.

— За Марианну.

Эли уселся у ее ног.

— Это большое несчастье для дома раввина.

— Поговорим о нас, Каталина.

— Я молилась за вашу милость.

Эли вздохнул и положил голову ей на колени.

— Завтра тоже буду молиться за вашу милость.

— И Бог инквизитора тебя выслушает?

— Меня выслушает Иисус Христос.

— Завтра я, возможно, умру. Это моя последняя ночь.

— Откажитесь, ваша милость, не убивайте, и вы будете жить.

— Поедем в Нарбонну…

Каталина положила ладонь на его голову.

— Ты поедешь верхом, на лошади, а я пойду рядом. Буду держать Лайл за уздечку.

— Слишком далеко, чтобы идти пешком.

— Упадем отцу в ноги, чтобы он нас благословил.

— Отец вашу милость не захочет благословить.

— Я напомню ему о моавитянке Руфи и Воозе[147]. И с того времени я бы называл тебя Руфью.

— А если бы и это не помогло?

— Мы бы покинули отчий дом и поехали туда, где люди нас не знают.

— Ты говоришь о людях, но забываешь о Боге. Бог повсюду, и он нас везде увидит.

— Бог посмотрит в мое сердце, а потом в твое — и обрадуется. Люди хуже Бога.

— Ты говоришь о Боге так, будто он человек.

— Это самое большое, что может человек себе вообразить.

— Кощунствуешь. Бог больше, чем человек может себе вообразить.

— Человек — царь живых тварей. Только он способен пожертвовать своей жизнью. А смерть на кресте или на костре — это вершина существования.

— Нельзя сравнивать крест с костром.

— Почему?

— Не знаю, почему.

— Каталина, поговорим о нас.

— Поговорим…

— Я люблю тебя, Каталина.

Каталина убрала руку, лежавшую на его голове.

— А ты, Каталина?

— Я? Не знаю.

— Ты чиста, как родниковая вода.

— Я грешна. Я грешу в мыслях.

— Я грешил, не думая.

— Это нехорошо.

— Что это за грех? Почему он считается грехом?

— Пусть Бог отпустит грехи вашей милости.

— Аминь.

Ветер ударил в пергаментное окно, и по нему забарабанили крупные капли дождя. Вспыхнула молния, и совсем близко ударил гром.

Каталина перекрестилась.

— Бог сердится, — сказал Эли.

— Над Богом смеяться нельзя.

— Боишься грозы?

Каталина ничего не ответила.

— Все женщины, каких я знал, боялись грозы.

— Я тоже.

Он обнял ее ноги.

Дождь усиливался. Оба молча вслушивались в шум воды.

Наконец Эли прервал молчание:

— Хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь?

— Не надо.

— Боишься собственных мыслей?

Каталина покачала головой.

— Не боюсь. Чего мне бояться?

— Ты права, бояться нечего. Все от Бога, и добро, и зло.

— Даже ад? — спросила Каталина.

— Боже мой!

— Ну, правда, даже ад? — настаивала Каталина.

— Кто, по-твоему, может избежать ада? Никто.

— Святой.

— Святые в раю.

— Да.

— Сколько их было? Сколько есть? И сколько еще будет? Разве стоило для такого количества людей делать рай? Сколько в таком раю пустого места! Значит, оно предназначено для нас. Я в этом уверен. Можно у Бога спросить.

— Грешно то, что говорит ваша милость. Я даже начинаю бояться.

— Я обниму тебя, и страх пройдет.

Каталина отпрянула.

— Не бойся, прошу тебя.

— Я уже не боюсь.

вернуться

147

Руфь и Вооз — см. Книгу Руфи.