Даниил пригласил слепого Менаше Га-Коэна и его поводыря левита Моше бен Элишу на алмемор, но Менаше Га-Коэн уселся в кресле у Восточной стены, а Моше бен Элиша занял место рядом с ним.
Мальчики, которые у входа обсыпали Хаиме миндалем, расположились на ступеньках, ведущих к Ковчегу Завета, который теперь был завешен парчовой занавеской. Ее повесили после молитвы вместо пурпурной бархатной.
По знаку Даниила ударили бубны и сладко запели флейты.
И тут же звонкой песней отозвался хор мальчиков:
— Аллилуйя! Аллилуйя! — запели собравшиеся.
— Аллилуйя! Аллилуйя! — вторили прихожане.
Хор мальчиков закончил пение. Бубны и флейты замолчали.
В тишине раздался голос Даниила.
— Мы просим тебя, наш каплан, — Даниил обратился к слепому Менаше Га-Коэну, — чтобы ты все-таки взошел на возвышение. И пусть благословение стечет на голову вот этого юноши, Хаиме, или Иакова бен Бальтазар Диас м ир Тудела.
У Восточной стены раздался голос. Это был крепкий мужчина с налитым кровью лицом, наполовину скрытым меховым воротником.
— Разве не принято начинать торжество тогда, когда и хозяин дома будет на месте? — он скрестил вытянутые перед собой ноги в сафьяновых сапогах. — Разве глава альджамы и старейшины не заслужили того, чтобы их подождали? Вот поэтому я и спрашиваю: разве не в нашем обычае подождать с началом церемонии до прибытия уважаемого дона Шломо Абу Дархама и уважаемых старейшин?
— Правильно, дон Иона ибн Шешет, — заметил человек средних лет в серой шелковой накидке, наброшенной на облегающий халат в разноцветных узорах. — Я тоже думаю, как дон Иона ибн Шешет. Думаю, надо подождать. Это как на свадьбе: угощение приготовлено, а. самых важных гостей еще нет.
— И я так думаю, — присоединился третий. — Торопиться некуда. Можно подождать. Спешка — это нетерпеливость глупых. Но прошу вас не брать это на свой счет — я никого из присутствующих не имел в виду.
Богато и ярко одетые жители баррио, сидевшие у Восточной стены, закивали головами.
— Ну, так что? Подождем? — спрашивали одни.
— Лучше подождать, — отвечали другие.
Из глубины синагоги отозвался голос:
— А я думаю иначе. — Это был старый золотарь Урий. — Я очень ценю мудрость славных мужей нагидов, которые своим богатством придают блеск нашему баррио. Но ждать? Кого? Главу альджамы? Пожалуйста. Старейшин? Пожалуйста. Но тут дело не в них. Кто же против них? Но ждать инквизитора?! Не затем опустели наши улицы, чтобы приветствовать его в синагоге.
— Урий! — вырвался чей-то голос. — Дай Бог тебе здоровья.
— Верно, Урий, — раздались голоса стоящих при входе и сидящих на лавках по правой и левой сторонам алмемора.
— Неверно, — отвечали те, что сидели у Восточной стены.
Поднялся шум и крик.
— Тише! — Даниил поднял руку, чтобы успокоить собравшихся.
Дон Иона ибн Шешет поднялся из кресла.
— Оскорблять старейшин не годится, — начал он, когда шум утих, — но оскорблять инквизитора — большое несчастье. Если ему суждено быть, так пусть присутствует с самого начала, а не так, чтобы пришел к шапочному разбору.
— Ни в начале, ни в конце! — воскликнул ремесленник из Кордовы. — Неужели не осталось достоинства в Израиле? — он склонил голову перед доном Ионой ибн Шешетом. — Да простит меня потомок одного из самых богатых нагидов в Кордове, но разве приход инквизитора не позор для нее? Разве надлежит его ждать, как дорогого гостя? Я удивляюсь раввину дону Бальтазару, который согласился и не сказал инквизитору о том, что его появление в синагоге — для нас оскорбление… Он приказывает пытать и сжигать на костре наших невинных братьев…