Пришелец из Нарбонны

Донья Клара вошла в трапезную, располагавшуюся внизу. С нею был Хаиме. Ему нравилось смотреть, как мать благословляет свечи. Одет он был в кафтанчик зеленого бархата, рукава-буфы заканчивались кружевными манжетами. Короткие штанишки до колен были двух цветов: одна штанина зеленая, другая — желтая. Бархатный берет с узкими полями спадал на правую сторону. Башмаки были сафьяновые, с узким носком. Изящный, высокий Хаиме был похож на маленького принца.

Донья Клара склонила голову над сплетенными пальцами, потом вытянула руки и, держа их над пламенем свечей, вполголоса принялась читать благословение:

Услышь меня, Господи Боже, молю Тебя,
Очисти мое сердце, чтобы правдой Тебе служило.
Боже отца нашего Авраама — Исаака-Иакова,
Боже матери нашей Сары — Ревекки-Рахили-Лии,
Ты — Царь, и Ты — наша надежда.
Да исполнится воля Твоя и да будет спасен Израиль.
Да возвратятся сыны Твои на священную гору Сион.
Да будет спасен мой муж Бальтазар, попавший в беду,
Да будет спасена Марианна,
Отведи от нее грех, смилуйся над ней, попавшей в беду,
Да успокоится еврейская мать Изабеллы и Аны,
Дай Изабелле честного мужа,
Да будет спасен Даниил, с моим лицом и моей душою,
Да будет спасен Хаиме, мой младший,
Дай Ане здоровья и добрых мыслей,
Жене Даниила дай первородного сына.
Ты, Господи Боже, удержишь нож, нависший над моим домом,
Как удержал ты нож в руке Авраама над шеей Исаака.
Не лук мой, не меч мой — надежда моя,
Но в тебе материнская надежда.
Боже Авраама, Исаака, Иакова, спаси мой дом.
Сохрани от удара нового Амана,
Инквизитора Сан-Мартина, сотри, Господи, имя его.
Никого у нас нет, кроме Бога, смилуйся…*

Ее молитву прервал плач.

Хаиме отвел взгляд. Глаза его были полны слез. Донья Клара взяла себя в руки и вымолвила:

— Аминь.

— Аминь, — повторил за ней Хаиме.

— Ступай, сынок, скоро все пойдут в молельню — отнеси отцу кошель с молитвенником.

Она опустила руку на голову своего младшего сына и что-то тихо прошептала.

II

В синагогу отправились все вместе, образовав своего рода процессию: впереди раввин дон Бальтазар и палермский раввин Шемюэль Провенцало, за ними стройный, похожий на мать старший сын Даниил — как и отец, в черном халате, подпоясанном белой шалью, — и любимец родителей Хаиме.

Дон Энрике составил компанию лейб-медику турецкого султана Иакову Иссерлейну. За ними рядышком шли Эли и Альваро. Секретарь Йекутьель оказался в хвосте, среди небольшой группы учеников раввина дона Бальтазара.

Синагога находилась неподалеку. У входа в нее толпилась еврейская беднота, которой нечем было заплатить за постоянное место в молельне — слишком маленькой, чтобы вместить всех. Когда евреев вытеснили в баррио за белокаменную стену, христиане заняли несколько синагог, приспособив их под часовни.

Паства теснилась в проходе. Прихожане расступились, освободив дорогу раввину дону Бальтазару, раввину Шемюэлю Провенцало и их свите.

Входящих приветствовали возгласами:

— Мир нашим раввинам!

— Да не обделит здоровьем Господь Бог наших святых людей!

— Да одарит Всевышний их долголетием и стойкостью!

— Да отвращена будет от них вражеская длань!

— Возносите молитвы за нас и наших детей!

У Восточной стены в высоких колпаках и халатах с красной короткой пелериной, отороченной мехом, толпились старейшины альджамы. Отвешивая низкие поклоны, они по очереди здоровались за руку с раввином доном Бальтазаром и заключали в объятия раввина Шемюэля Провенцало из Палермо. Один из старейшин альджамы был слеп, он высоко держал голову, и на губах его блуждала улыбка. Сосед слепого помог ему поздороваться с высоким гостем.

Над сиденьями у Восточной стены виднелись высеченные фамилии. Эли прочел одну из них: Шломо Абу Дархам — глава альджамы священного баррио.

Роспись Восточной стены отливала золотом, пурпуром и сапфиром; здесь висела ткань плотного плетения с узором из виноградных листьев, лилий, плодов граната и оливковых ветвей.