— Вся надежда на вас, — донья Хуана молитвенно сложила руки. Вы ведь племянник гранда Авраама Сеньора.
— Мой дядя сейчас под Гранадой. Как я могу помочь? — вспылил дон Энрике. — Вы, донья Хуана, думаете, что раз такой дядя, значит, можно и чудеса творить? — дон Энрике внезапно успокоился. — Так и быть, я напишу ему.
— Что вы такое говорите, дон Энрике! Письмо? Да ведь пока оно дойдет…. — донья Хуана махнула платочком.
— Так что же мне делать, Господи?
— Не знаю.
— Донья Хуана, сделайте милость, возвращайтесь к Мануэлле. Завтра я, как обычно, навещу своих больных христиан. Буду и у доминиканца фра Педро, — дон Энрике заколебался. — Но можно ли ему довериться? Так или иначе, я зайду к вам, если будет чем вас утешить. Пожалуйста, не отчаивайтесь.
Дон Энрике помог ей встать.
Донья Хуана вытерла слезы.
— Прошу у всех прощения, — она поклонилась, — но в первую очередь у раввина дона Бальтазара де Тудела, — с минуту она молчала и, поймав его взгляд, продолжала: — Надо Бога благодарить, что раввин спокойно сидит себе среди домочадцев… Слава Богу… Слава Богу… — повторила она, кланяясь и направляясь к выходу.
Эли последовал за ней. В патио донья Хуана закуталась в шаль.
— Донья Хуана, — Эли низко поклонился. — Позвольте сопровождать вас. Сделайте милость, подождите меня здесь. Я только переоденусь.
Баррио спало. Белые узкие улочки, перерезанные косыми тенями, спрятались под сенью безмятежного неведения. Печальным будет утреннее пробуждение. Боже, дай им спокойный сон, без призраков, навеянных страхом дня. В ночной тиши позванивали шпоры Эли, мягко шелестели туфельки доньи Хуаны Таронхи.
Приблизившись к воротам, Хуана закрыла лицо шелковой шалью.
— Стой, кто идет? — из-за портала возник еврейский привратник с палкой вместо копья. — Куда это среди ночи?
— Меня зовут Эли ибн Гайат, я из Нарбонны.
— Вас я узнаю. Ваша милость прибыли на коне. А донья?
— Я ее провожатый.
Большой ключ заскрежетал в замке.
Ворота отворились, и в пространстве арки глазам предстала долина, освещенная лунным светом. Нависшие над нею скалы грозили вот-вот обвалиться. Слева раскинулось безбрежное поле, поросшее низким кустарником. Оно было знакомо Эли — с этой стороны он приехал в баррио.
Женщина повернула вправо. Из-под ног выскальзывали мелкие камешки, обломки скал с грохотом скатывались вниз.
Пригородные деревенские дворы были окружены кипарисами. Внизу шумел Тахо, волны блестели, словно рыбья чешуя. Месяц плыл по реке серебряной лодочкой. За горой, на которой вознеслось баррио, проступили контуры города со шпилем церкви, отдаленным изящным минаретом мечети и плоскими кровлями домов, наползающих один на другой, словно стадо совокупляющихся тварей.
Они замедлили шаг, стараясь ступать как можно тише. Блеснули шлемы и острия копий. Стража грелась у костра, время от времени слышались взрывы смеха.
Донья Хуана свернула влево. Тропинка вилась по откосу между маслинными деревьями, в стеблях прошлогодней травы. Впереди шла донья Хуана, за ней Эли.
Хуана споткнулась. Камень скатился вниз, многократно отзываясь эхом, пока череду отголосков не поглотил плеск воды.
Путники замерли. Стража громко разговаривала и гоготала, ничего не слыша и не замечая.
Тропинка еще более сузилась около городских стен, подъем становился все круче. Чтобы не упасть, путники держались за кусты.
Донья Хуана, а за ней Эли перепрыгнули через канавку, выдолбленную среди камней для стока нечистот из города.
Месяц плыл над ними, отбрасывая тени на городскую стену. Они миновали угловую башню с разрушенной вышкой. Ворота под ней были наглухо заперты на металлические засовы, уже давно не знавшие движения и покрытые ржавчиной. С этой стороны стена загораживала их от лунного света. Человеческого жилья не было видно, но псы заливались лаем и царапали лапами стену.
Донья Хуана остановилась.
— Это здесь.
Эли почувствовал запах замшелого кирпича и бурьяна. Сбоку, в проеме стены, словно из ребра, горизонтально рос куст тамариска.
Донья Хуана подхватила шали и первой прошла сквозь пролом в стене, оставшейся со времен войны с маврами. Шелестела сухая трава. Путники проникли в запущенный сад — апельсиновые деревья уже не плодоносили. От каменной ограды остались одни руины.
— Когда-то здесь жили евреи. Рассказывают, что это был райский сад. А теперь все поросло бурьяном, — сказала донья Хуана.