— А ты, Алонсо, неужели можешь их за это ценить?
— Жизнь!.. Жизнь!.. Пойми, молодой человек! Что в сравнении с ней презрение или честь?! А ежели кто-то искренне уверовал во Христа?
— Алонсо! — вспылил Эли.
— И это говоришь ты, Алонсо? — выкрикнул Гонсало де Пира. — Не ты ли рассказывал нам о величии и бессмертии нашего народа, которые зиждятся на смерти тысяч жертв во имя Божье? Я слушаю твой спор с братом Эли, и во мне зарождается любовь к пришельцу из Нарбонны. Брат Эли, можешь рассчитывать и на меня.
— Ты забыл об Эльвире, — шепнул Фернандо.
Гонсало покачал головой, но ничего не ответил.
Алонсо сел сгорбившись. С нахмуренными кустистыми бровями он был похож на хищную птицу. Он скользнул маленькими глазками по стенам, и взгляд его остановился на Эли. Алонсо вновь напомнил ему отца.
— Итак, вместе с тобою, брат Эли, нас трое, — Алонсо потер бритое, без усов и бороды, лицо. — Достаточно?
— Трое из четырех — этого достаточно, — улыбнулся Эли.
— Знаешь ли ты, что это значит, Гонсало? — спросил уже спокойным голосом Алонсо.
— Знаю.
— Готов ли ты погибнуть под пытками?
— Да.
— Готов ли ты поклясться на Торе?
— Готов.
Алонсо резко встал.
— Спустимся в молельню.
Они подошли к стене, где стояли ткацкие станки.
— Помогите мне, — попросил Алонсо.
Они отодвинули ткани, сваленные в кучу. За ними оказалась маленькая дверь. Алонсо отворил ее — показалась темная лестница, ведущая вниз. Повеяло затхлым.
По лестнице спустились втроем — Фернандо де Баена остался наверху.
В глубине помещения мерцал огонь масляной лампадки. Они пригнули головы, дабы не удариться о кирпичный свод. Эли почувствовал под ногами твердую, утрамбованную землю.
На стенах поблескивала влага. С улицы сюда проникал глухой перезвон колоколов.
В нише между двумя колоннами, поддерживающими деревянный навес, висел серый шелковый занавес с вышитым Щитом Давида в короне и двумя львами.
Алонсо раздвинул занавес и из деревянного окованного медью ящика вытащил небольшие родалы. Были они без покрова и выглядели, словно обнаженный пергаментный свиток. Алонсо положил Тору на яшмовый столик. Накинул шерстяную молитвенную шаль. Склонил голову.
— Итак, я спрашиваю вас, — голос Алонсо, словно узник, бился о стены подвала, — тебя, Эли ибн Гайат, и тебя, Гонсало де Пира: известно ли вам, что каждый из нас, кто прикоснется к знаку неизъяснимого имени ЯХВЕ, дает обет духам умерших отцов, которые и будут охранять нашу клятву. Да будет благословенна их вечная память! Если кто-то из нас окажется клятвопреступником, проклятие будет преследовать его даже в третьем и четвертом поколении. И станет крещение смертным грехом, и не будет он отпущен тебе, Гонсало де Пира, и иным нововерцам. Возмездие будет преследовать клятвопреступника до тех пор, пока не высохнут кости его в пустыне, как сказал Моисей. Гнев Божий будет дышать огнем, который сожжет нас и выжжет землю под нашими стопами до самого дна преисподней, перемелет горы до их основания, ежели искать будет там прибежища, нашлет на нас мор, натравит на нас злого духа голода и злого духа лихорадки, рассеет зубы изверга, вино превратит в отраву, а хлеб — в яд змеи подколодной. И скажем: аминь.
— Аминь, — прозвучало под стропом.
— Итак, прикоснемся к знаку ЯХВЕ и скажем: клянусь…
Наверху открылась дверь, и по лестнице, раскинув руки, сбежала донья Хуана.
— Аутодафе! Мигуэль в санбенито![73] — Хуана потеряла сознание.
Аутодафе
Хуану перенесли в ткацкий цех, а когда она пришла в чувство, Алонсо велел ей вместе с Мануэллой укрыться в еврейском баррио.
— Эли, возьми их с собой к раввину дону Бальтазару, а точнее, к дону Энрике, — сказал Алонсо. — Он позаботится о тебе и о ребенке, — обратился он к сестре, которая невидящим взглядом уставилась прямо перед собой.
— А ты, брат? — спросил Эли. — Разве ты не пойдешь с нами?
— Я останусь здесь. Если за мной придут — живым не дамся…
В ткацкой повисло молчание.
— Фернандо де Баена исчез, — забеспокоился Алонсо. — Гонсало, возвращайся домой. Пусть каждый сам ищет спасения. Ты, Эли, приходи ко мне тайно по ночам, пока это будет возможно. Условный знак: четыре тихих удара в дверь или в окно.
— Я тоже буду приходить, — сказал Гонсало. — Обо мне ты забыл?
Алонсо подошел к сестре.
73