Эли подошел ближе.
— Ты был на процессии? — спросил фра Антонио. — Сегодня сожгли на костре еретика Мигуэля Таронхи, соседа моей матери, он напротив нее живет… — монах сделал знак, чтобы Эли нагнулся. — Церемониймейстером на площади Огня был фра Симеон, — Антонио зашептал так тихо, что почти ничего не было слышно: — Это тайный еврей. Евреи в инквизиции — страшнее всего, они мстят за собственные грехи, мстят невинным христианам. Лучше всего укрываться, выявляя других. Но это его последнее аутодафе. Скоро его самого поведут в санбенито на костер, и погибнет он, как грешник. А мне будут петь ангельские хоры. «Ты еврей! — кричал он. — Ты еретик! Признайся и покайся!» А когда кости мои трещали на пытках и я вопил: «Нет, я не еврей, ни отец мой не был евреем, ни мать…», — он велел заткнуть мне рот. Но было поздно. Сквозь стены крик мой долетел до Великого инквизитора, и услышал я голос его, как глас с небесной выси: «Вот и произошло твое искупление, вот и явилась сила Царствия Бога нашего и власть Христа, и сброшен обвинитель, что клеветал на них пред обличьем Бога нашего…» Найдешь мою мать, пойдешь к ней и скажешь ей, матери моей, христианке, рожденной от христианина, из тех, кого крестил сам Святой Павел, когда язычники принимали крещение из рук апостолов, и отец мой тоже происходит из христиан первого на земле крещения… скажешь ей, матери моей, пусть придет она на мое сожжение, пусть встанет близко, чтобы я видел ее. Я не знал, что сосед наш был тайным евреем. Это правда. Не знал. Я ничего не знал. И не знаю никого… вот тебе истинный крест… Не верю, чтобы Мигуэль Таронхи… он жил так близко… человек справедливый… скажи моей матери, что ее сын будет умирать в смирении… она не выдаст тебя… Боже! Изыди, Сатана!.. Отец поместил меня в монастырь… Asperges me, Domine hyssopo et mundabor, lavabis me et super nivem dealabor…[87] — Он встал на колени и сложил руки. — Матерь Божья! Молись за меня… Укрой своим голубым одеянием, сделай так, чтобы я не мучился. Аминь… «И услышали они громкий глас с неба, который сказал им: вступите сюда. И вступили они на небо в облако…» Пойдешь к матери моей и скажешь, что Христос окружит меня облаком и я не буду страдать… скажешь ей, чтобы стояла близко, чтобы я чувствовал близость ее, чтобы видел ее… Дом ее мал, как сердце… Чужеземец, поселись в нем и кайся… прими крещение… будь ей сыном… и кайся… Не праведников взывает Христос к покаянию, но безбожников: «Ибо пришел я призвать не праведников, но грешников к покаянию…»[88] Бог радуется об одной заблудшей овечке больше, чем о стаде праведных… Не думай о том, что будешь есть и чем прикроешь тело свое, разве ты хуже птиц и зверей? А ведь Бог их кормит… Где людское сердце, там и любовь… Бог посылает тебя, дабы, как архангел Гавриил, был ты предвестником благой вести… Радость вступила в меня, ибо покинули меня боли, как боли матери, что родила ребенка… Глядя на твое лицо, я вижу тебя насквозь. Нет, ты не демон зла… и душа у тебя христианская, хоть об этом ты не знаешь… Но те… те фарисеи, которые взывают: «Господи! Господи!»… Философ и великомученик Святой Юстин сказал: такие, что не живут по закону Христа, зная о том, — нехристи, хотя уста их полны Его учения. Ибо «не каждый, кто говорит мне: „Господи! Господи! Разве мы во имя Твое не ели, не пили и чудес не творили?“ И тогда скажу им: идите прочь от меня, злодеи. И тогда будет плач и скрежетание зубов, когда праведники сверкать будут, словно солнце, а грешники будут брошены в вечный огонь, ибо много придет во имя Мое, внешне, правда, одетых в овечьи одежды, но внутри они суть волки хищные. По поступкам их узнаете их…»[89] Сегодня пришел ты, будто огненный посланник, и сказал мне: не бойся тех, кто убивает тебя, а потом более ничего сделать не сможет, но бойся Того, кто после смерти твоей душу и тело бросит в бездну. Бездна — это пропасть, в которую будут повергнуты те, которые не верили. Исполнится то, что Господь завещал через Христа: все, что ничтожно, исчезнет в огне… как сказала Сибилла… Благодарю тебя, Господи, что дал мне душу неистребимую, как сам Бог, которого никогда не поглотит огонь, как говорят язычники… ибо предстал он взору в Неопалимой купине, что горела, но огонь ее не уничтожил… Что могут сделать мне фарисеи, которые на устах имеют слово Бога, а в сердце Диавола? Ваши души не спасутся. Не спасется душа твоя, еретик в монашеском обличье, фра Симеон! После смерти мучиться будешь, как я при жизни. Если бы смерть несла грешникам вечный покой, это было бы для преступников спасением. Но души грешников вселяются в тела безумных и сумасшедших, и мучают их муки адские[90]. Моя душа вернется в мое тело, ибо для Бога нет ничего невозможного… Аминь… Бог послал тебя, чужеземец! Пади на колени вместе со мной. Я сотворю знак креста на челе твоем и устах твоих, дам тебе соль для пищи, дабы стал ты оглашенным… а когда выйдешь отсюда и будешь в доме матери моей, примешь крещение водою слез ее… И заполучу я для Церкви душу новую и спасусь. Встань, чужеземец, на колени, да свершится жертвоприношение. Преклоним колени вместе.
90