Фра Антонио сполз с полатей и пал на колени.
— Преклони колени, чужеземец, встань напротив меня, лицом к лицу… сложи ладони для молитвы… сделан это для меня… сделай для меня… умоляю… спаси мою душу… Бог услышит тебя и возрадуется…
Фра Антонио пал крестом и начал шептать:
— Tibi soli peccavi et malum coram Те feci… Asperges me… преклони колени… неужели последняя просьба моя не тронет тебя?.. Я боюсь… страх ломает мне кости… Domini ad adiuvandum… умоляю тебя, преклони колени… Твой Бог, Бог Израиля, простит тебя… Отец милосердный, вот лежу я пред Тобой во прахе с сердцем кротким и разбитым и вручаю Тебе последнюю годину мою и то, что наступит потом… De profundis Те Deum…[91]
Фра Антонио не смог закончить.
Эли повернул его на спину, взял на руки и положил на полати, прикрыв черным плащом.
Его привели в длинную узкую келью.
В глубине ее, возле самой стены, на которой висел распятый Христос, стоял стол, а на нем — меньших размеров медное распятие. За столом в высоком кресле сидел инквизитор Сан-Мартин.
Эли узнал его по большой голове, вросшей в плечи. На инквизиторе была та же черная сутана. Он что-то шептал, молитвенно сложив руки, не обращая на Эли никакого внимания. Лишь потом, когда закончил, дружелюбно кивнул ему. На тонких искривленных губах мелькнула тень улыбки.
— Непокорный еврейский юноша! — у инквизитора был мягкий певучий голос. — Не повезло тебе с кельей, пришелец из Нарбонны.
— Фра Антонио умер, как набожный и истый христианин. Это было убийством, и если бы существовала справедливость, виновные понесли бы заслуженное наказание.
— Ошибки иногда случаются. — инквизитор Сан-Мартин развел руками, — но ежели говорить об Антонио Нуньесе, тут никакой ошибки не было. Его отец даже не изменил фамилии при крещении. Нуньес — известная еврейская фамилия.
— Фра Антонио об этом не знал, он был католиком, страстным и глубоко верующим, более, чем многие иные. Таков уж жребий еврея…
— Advocatus diaboli[92]! Ловко же ты начал. Вместо того, чтобы защищать себя, еврея, ты берешься защищать католика, мнимого католика. Не знаю, как называется такая фигура. Я знаком лишь с каноническим правом, а ему чужд извилистый путь, оно знает лишь прямую дорогу к Богу… — Инквизитор устроился поудобнее, и голова его закачалась на невидимой шее. — Ну так защищай себя…
— Вы держите меня здесь незаконно. Я иноземец.
— Верно, поэтому мы хотим тебя освободить. Но не потому, что ты иноземец, это наивно — Церковь не знает границ, она охватывает весь мир. Urbi et orbi[93] — благословляет Римский папа. Мы освободим тебя, ибо Святая инквизиция не видит ни особого преступления, ни ереси в твоем поступке. — Инквизитор вновь начал поудобнее устраиваться в кресле. — Я исключаю возможность того, что ты можешь представлять для нас опасность, я склонен видеть в тебе нечто из ряда вон выходящее.
— Значит, я свободен?
Инквизитор жестом усадил его на место.
— Я знаю о тебе все, — Сан-Мартин вперил в него белесые, словно наледь, глаза.
— Я прибыл на конфирмацию сына раввина дона Бальтазара Диаса де Тудела… — Эли выдержал взгляд инквизитора.
— Надеюсь там с тобою встретиться.
У Эли мурашки пробежали по спине, он молчал.
— Раввин дон Бальтазар Диас де Тудела обрадовался, когда узнал, что я прибуду на его семейное торжество. Я никогда не видел еврейской конфирмации. Это на языке Библии называется Бар-Мицва, верно?
— Верно.
— Я знаю этот язык и читаю ваши книги в оригинале.
— Если евреи знают кастильский, то почему бы кастильцам не знать еврейского?
— Согласись, это не одно и то же. Ты забываешь, что евреи живут у нас, а не мы у них.
— Когда меня освободят?
— Уповай на христианское милосердие.
91
92
93