— Я ждал тебя во дворе.
— Я не могла. Донья Марианна была на галерее.
— Иначе бы не пришла? — Эли подошел к ней ближе.
Каталина сделала шаг назад, прижавшись спиной к двери.
Эли отступил.
— Кто тебе сказал о Марианне?
— Никто.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Знаю.
— А что ты знаешь? И почему приходишь с этим ко мне?
— Потому что это касается вашей милости.
— Говори все, что знаешь.
— Донья Марианна изменяет своему мужу, дону Энрике, с христианином, сыном садовника.
— Ах, вот как! А знаешь ли ты, что означает такое обвинение?
— Догадываюсь.
— Суд раввината может приговорить ее к смертной казни через избиение камнями.
— Это страшно! Всюду смерть…
— Ты хотела меня предостеречь. От чего?
— Донья Марианна — доносчица. Она донесла, будто ваша милость уговаривает людей убить инквизитора.
Эли подскочил к ней и схватил за руки.
— Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал?
— Никто.
— Тогда зачем ты меня предостерегаешь?
— Чтобы ваша милость знали.
— Не выйдешь отсюда, пока не скажешь.
— Если ваша милость отсюда не уедет, вас убьют.
— Кто тебе это сказал, говори!
— Никто.
— Это ложь!
— Нет, не ложь.
— Тогда скажи.
— Не скажу. Это было бы изменой.
— А то, что меня предостерегаешь, это не измена?
— Нет.
Эли разжал руки.
Каталина бесшумно вышла. Он бросился за ней, но дверь захлопнулась перед самым носом.
Хаиме пригласил его к ужину.
Эли поднялся с постели: голова болела и была тяжелой, будто с похмелья.
Он погрузил лицо в таз с холодной водой, вытерся полотенцем, застегнул на груди черную тунику, надел широкополую шляпу и сбежал по лестнице в трапезную.
Во всех трех канделябрах горели свечи. Хрустальные сосульки дрожали от легкого дуновения ветерка. За столом сидели мужчины, а на возвышении возле доньи Клары собрались женщины. Перед каждым лежал подарок на праздник Пурим. Эли получил ларчик из сандалового дерева, наполненный жареным миндалем в сахаре.
Ждали палермского раввина Шемюэля Провенцало и нового гостя, гранадского раввина Юсуфа ибн-аль-Балиджу.
Обоих ввел в трапезную раввин дон Бальтазар.
Гранадский раввин оказался молодым, высоким и стройным. Светлое лицо его окаймляла густая черная борода. На раввине была желтая чалма и бледно-голубой бурнус с широкими рукавами. Его приветствовали громкими возгласами:
— Мир тебе, будь благословен, пришелец!
— И вам того же, — отвечал гранадский раввин, высоко поднимая руку.
Раввин дон Бальтазар повернулся к раввину Шемюэлю Провенцало, сидящему по его правую руку, что-то ему шепнул, но палермский раввин покачал головой. Потом раввин дон Бальтазар пошептался с гранадским раввином, сидящим по его левую руку, но тот тоже покачал головой.
Тогда раввин дон Бальтазар встал и прочел краткую молитву, а потом разрезал лежащий перед ним пирог, испеченный на праздник Пурим.
Началось пиршество. Секретарь раввина, Йекутьель, принес блюдо с горохом. Хаиме поставил перед каждым гостем кувшин с пивом.
Эли сидел между доном Энрике и лейб-медиком турецкого султана Иаковом Иссерлейном.
Лейб-медик наклонился к Эли.
— Вам повезло, вы были верным кандидатом на костер. Извините меня, но вы поступили, как ребенок.
— Как ребенок? — отозвался дон Энрике. — Я бы так не сказал. Скорее, как сумасшедший. И добавил бы: давайте уважать сумасшедших. Это они творят историю, не правда ли, дон Эли?
— Об истории я не думал, — ответил Эли.
— Может, мы встретимся после ужина? — шепотом спросил дон Энрике.
— Охотно, а где?
— У меня дома.
— А донья Марианна тоже будет?
— Моя жена вам только обрадуется.
Секретарь Йекутьель внес мясо, а потом орехи и торты, разлил по серебряным кубкам вино.
В перерывах между кушаньями донья Клара читала стихи собственного сочинения о царице Эсфири, о чудесном спасении Мордехея и евреев. Изабелла аккомпанировала ей на гитаре.
— Пленительность Иегуды Галеви и глубина ибн Габироля! — громко похвалил Йекутьель.
— О! — воскликнул Даниил.
— Да-да, — закивал гранадский раввин Юсуф ибн-аль-Балиджа и, повернувшись в сторону возвышения, захлопал в ладоши.
Раввин дон Бальтазар улыбнулся.
Изабелла, склонившись над инструментом, бросала на Альваро жгучие взгляды. Юношу заливала волна счастья, он то бледнел, то краснел, посылая девушке едва заметную улыбку.