Каталина, закрыв железные дверцы, отошла от печи.
Солнце уже стояло высоко, однако воздух, пропахший апельсиновым цветом, был холодный.
Спрятавшись за кустом жасмина, на лавочке сидели Изабелла и Альваро: его рука прикрывала девичью ладонь.
Эли хотел спрятаться за маленькую колонну, но Изабелла, увидев его, подбежала и отвела к Альваро. Эли уселся с ними вместе, некоторое время они молчали.
— Дорогие мои, простите, но я должен идти.
— Останься, прошу тебя, — настаивала Изабелла.
— Ты один можешь нам помочь. Только ты можешь поговорить с доньей Кларой.
— И что я ей скажу?
— Что мы покончим с собой, — расплакалась Изабелла, спрятав лицо на груди избранника. — Да… да… и во всем будет виновата она.
Эли молчал.
— Не веришь? — спросила Изабелла, и ее подбородок задрожал, как у ребенка. — Мы решили отравиться… Яд уже есть. Я вытащила из отцовского шкафчика. Такой случай уже был — имена влюбленных высечены на скале. Их родители были против, вот они и бросились в Тахо.
— Парень был христианином, — сказал Альваро.
— Какая разница, — рассердилась Изабелла.
— Чему ты улыбаешься, дон Эли? — спросил Альваро. — Думаешь, детские угрозы?
— Ты же хотел с Изабеллой бежать в Толедо, — заметил Эли. — Может, ты испугался? А умереть не боишься?
— Бежать в Толедо — глупая затея, — Изабелла проглотила слезы. — А как там меня примет семья Альваро? Это надо оставить на потом, когда другого выхода не будет.
— Да, да, здравая мысль, Изабелла, — Эли погладил ее по голове. — Сегодня у меня не будет времени поговорить с доньей Кларой. Может, завтра. Посмотрим.
Изабелла вновь залилась слезами. Альваро сидел, повесив голову.
— Поклянись, что ты с ней поговоришь, — попросила она.
— Пока не вешай голову, — ответил он. — Я спешу. У меня мало времени.
Отъезд некоторых гостей
Эли ждал, когда Йекутьель вернется из синагоги.
Первым явился гранадский раввин Юсуф ибн-аль-Балиджа. Увидев Эли, он покачал головой и произнес только одно слово:
— Кош-мар!
— Что случилось? — спросил Эли.
Но гранадский раввин махнул рукой и начал быстро подниматься по лестнице, рукой поддерживая полу бурнуса.
Лейб-медик Иссерлейн стремительно пробежал через всю трапезную, будто за ним кто-то гнался.
— Позвольте узнать… — Эли хотел его задержать.
— Ах, оставьте меня! — сдавленным голосом выкрикнул он. — Уезжаю.
Палермский раввин Шемюэль Провенцало в небрежно запахнутом халате, еле волоча ноги и шевеля губами, шепча что-то под нос, взбирался вверх по лестнице, опираясь на перила.
Йекутьель сопровождал раввина дона Бальтазара и Хаиме. Эли последовал за ними темными переходами. Раввин дон Бальтазар и Хаиме вошли в библиотеку, и Йекутьель притворил за ними дверь.
— Что случилось? — спросил Эли.
Йекутьель ничего не ответил.
— Я тебя разыскиваю и жду, чтобы ты мне рассказал, что произошло в синагоге. Так что же там случилось? — спросил Эли.
Йекутьель головой показал на дверь библиотеки:
— Тише, пожалуйста.
— Что случилось? — прошептал Эли.
— Я схватил и выволок его из синагоги.
— Дова?
— Да.
— Кто он такой? Что ты о нем знаешь? Почему он это делает?
— Это, увы, сын уважаемой семьи Абравалла. Его отец — богатый купец, один из наших старейшин.
— Дов — агент инквизитора.
— Не верится. Неужели он это делает из-за денег?
— Возможно, из-за денег, а возможно, из ненависти.
— Из ненависти к раввину? Что ему сделал раввин?
— Не только к раввину. Ко всем.
— Нет, скорее всего, от страха.
— Возможно, — Эли пожал плечами.
— Но если бы от страха, то он побоялся бы выйти на алмемор! Перед всеми и перед раввином…
— Просто шпик.
— Это ужасно.
— В чем он обвинил раввина?
— Уста мои этого не повторят.