- Мертвые не могут требовать возмещения убытков! - сурово отрезал молодой человек. - Да и на что вам часы в подземном царстве?! Есть основания полагать, что в загробном мире господствует совсем другое, отличное от земного исчисление времени. - И он вполне справедливо заметил, что достаточно хорошо знаком с живописью старых мастеров. В ней великое множество сцен в аду, в пургаториуме, а также самых разных dаnsе maсаbrе, по-нашему говоря, плясок смерти, но нигде, ни у одного персонажа нет карманных часов. А вот песочные часы - совсем другое дело...
Однако никакие аргументы не возымели действия - Себастьян Семимортуус Первый был безутешен.
Возникла пауза. Молодой человек смотрел в окно.
По небу безмятежно плыли облака, в спокойной самоуверенности лило свой свет солнце, а на равнодушных деревьях, пребывающих в счастливом неведении, набухали почки. Почки набухали, и их нисколько не интересовало, зачем они это делают.
Весна зевоту навевает. Но сколько можно зевать: с этим Семимортуусом надо предпринять что-то радикальное. Избавиться от него. Прикончить еще раз? Астральное тело прикончить?.. Нет, это уже полный абсурд!
Между тем Себастьян тоже подошел к окну. Здесь от него не так сильно пахло. Они помолчали. За окном на железный скат капала талая вода, ветерок шевелил занавески, и Земля вращалась вокруг своей оси с таким уклоном, что они медленно, но верно продвигались к весне.
И тут вдруг молодой человек заметил, что Себастьян плачет. В полном смятении он поинтересовался причиной.
- Ox, я так несчастен, - всхлипнул Себастьян, и из его левого глаза, подернутого паутинообразной патиной, покатились крупные слезинки, они текли по щеке и исчезали в реденьких усиках. - Я жил как свинья, как грязный шакал, ой - на всей нашей земле, кажется, нет твари, с которой я мог бы себя сравнить. Я доносил на людей, я торговал своей кровной дочерью, которая так прелестно поет "Are you sleeping?", подставлял ее, чтобы заработать на триппере. Ну почему я был такой скотиной? И вот я мертв, но даже душа моя смердит. Меня ждет пургаториум. Я уже не смогу исправиться. Поздно! Какая невозместимая потеря! В этом прекрасном мире мне следовало вести более достойную человека жизнь! Себастьян оперся о подоконник, его голос креп: - Всмотритесь в этот мир! Он же одухотворен! Всмотритесь и вслушайтесь!
По такому случаю вместо навевающей дрему весны как нельзя лучше подошла бы августовская ночь, что уже было однажды, тихая ночь позднего лета, напоенная запахами тучной зрелости и близкой осени. Молодая луна, такая теплая, ощутимо податливая, отливала оранжевым цветом, казалось, сожми ее в кулаке, и потечет нечто вроде апельсинового сока. Легкий ветерок клонил к окну ветку клена, зелень листьев ярко сверкала в направленном свете лампы. Себастьян сорвал листочек и рассматривал жилки, несущие Жизнь. Пальцы покрылись легким клейким слоем, и он понюхал их с жадной нежностью. Тут на подоконник вполне мог опуститься золотисто-желтый жук. Его крошечные щупальца напоминали проволочные прутики на метле трубочиста - непременном атрибуте всех старых бородачей, жизнерадостных борцов с сажей, какими их изображали на рождественских открытках былых лет.
Порой жук останавливался, навастривал свои щупальца-антенны, очевидно, с целью рекогносцировки, чтобы затем поспешить дальше, снова остановиться или закрутиться на месте, словно танк с подбитой гусеницей. Нам не дано было постичь его намерения, хотя едва ли стоило начисто их отрицать.
- А если еще закрыть глаза и капельку подождать, то возникнет ощущение, словно в тебя что-то вливается. Вы ведь тоже чувствуете, не так ли?
Склонив голову набок, молодой человек взглянул на Себастьяна Семимортууса Первого, который стоял возле окна побелевший и счастливый.
И тут пожилого господина слегка повело, впрочем, за подоконник он все же не ухватился. Уж коли дойдет до излияний, так хоть ведро подставляй. И нашего молодого человека подхватил прилив сочувствия, умиления.
- С радостью отмечаю, господин Себастьян, что удар булавой пошел на пользу - вроде бы что-то встало на место. И вы теперь чувствуете одухотворенность мира. У вас вид ребенка, попавшего в волшебное царство. Вы вдруг начали воспринимать красоту.
- Ox, я и без того всю свою жизнь кое-что воспринимал. Только я задавил в себе лучшие чуства. Как же хорошо, что я уже мертв, - по крайней мере уже никому не смогу подложить мину. И, надо полагать, у меня теперь хватит времени подумать о жизненной философии. Я буду стремиться к духовному совершенству на том свете, - с глубоким убеждением изрек Себастьян.
- Дорогой перерождающийся или уже переродившийся Себастьян, как отрадно видеть в вас перемены. Не позволите ли... угостить вас чашечкой кофе? И мы могли бы еще раз послушать "Ла Палома".
- Не имею возражений, Ваша Высокочтимость. Только... только я не знаю, как в моем положении насчет пожрать...
- Не называйте меня Высокочтимым! Мы с вами оба самые простые люди, обыкновенные жуки в том чудо-творении, которое именуют природой и которое, по существу, не что иное, как одна из форм выражения абсолюта.
Они сели за стол, у обоих голос дрожал от волнения.
Молодой человек позвонил в колокольчик.
- Ноrs d'oeuvre, [VI] соки, ананас и кофе по-бразильски!
Себастьян осмелился заказать еще сыра. Вообще-то сыр и без того входит в первую перемену hors d'oeuvre, но Себастьян признался, что питает особую слабость к сорту "Вlеu Dаnоis", в переводе означающем "Синий датчанин". Разумеется, его пожелание было учтено.
Стол накрыли удивительно быстро. Двое представителей "одной из форм выражения абсолюта" молитвенно сложили руки перед трапезой, между прочим, в полном молчании, после чего посланец высших сил, созидатель гармонии и порядка в мире и жертва созидаемой гармонии приступили к завтраку.
Чуть погодя Себастьян рискнул поинтересоваться, не владеет ли молодой человек таитянским языком. Последний вынужден был огорчить его отрицательным ответом.
- Я человек простой, но малость кумекаю по-таитянски, так как... Себастьян стыдливо опустил очи долу, - целый год своей непотребной жизни провел на острове, занимаясь организацией проституционного сервиса. Ox, как худо вспоминать об этом!.. Да, зато я поднаторел в таитянском языке. Кстати, весьма поэтичном. Особенно хороши названия застольных ритуалов, а их там великое множество. Я знал около двух дюжин. Видите ли, природные условия благоприятные, таитяне не надрываются сверх меры - растянутся под деревцем, и плод падает им в рот, поэтому они куда больше времени посвящают гастрономическим церемониям, чем мы, прилежные трудяги-мураши... - Молодой человек кашлянул после "трудяг-мурашей", но Себастьян даже не заметил этого. Жаль, посетовал Себастьян, он никак не вспомнит названия этой трапезы. Чрезвычайно своеобразное, лакомосочное словцо со многими гласными, звучащее будто вздох. - Я имею в виду застольный ритуал, который следует передать примерно так: "Таинственная трапеза не слишком жаркой ночью, когда луна что спелая дыня, лианы пошевеливаются, лотос дышит и в отдалении подает голос ночная птица". А на таитянском языке выражается одним словом.