- Неужели вы, человек практического склада, полагаете, что подобным типам удастся нарушить гармонию в нашем государстве?
И молодой человек пояснил - весьма горячо и возбужденно: разумеется, в некоторых странах так-таки удалось осуществить захват власти. Но для этого должен быть целый ряд объективных и субъективных предпосылок: например, нерушимый союз рабочего класса и крестьянства, при котором существенное значение имеет руководящая роль пролетариата да еще наличие закаленного и идейно убежденного авангарда.
- Разве Граф и его дружки принадлежат к закаленному и идейно убежденному авангарду? - Молодой человек усмехнулся. - Позвольте глубоко усомниться. Жалкий пьяный сброд, не более того!.. Конечно, в мире существует возможность других гармонических систем, если привести пример из области музыки, в которой я считаю себя некоторым образом компетентным, то там и впрямь известно обращение аккордов. Мы можем любой аккорд, так сказать, перевернуть вверх ногами, и в новом виде он зазвучит по-другому и все же весьма мелодично. Если удается безболезненно создавать подобные варианты гармонии, то, может быть, не следует так уж противиться таким попыткам, да только несомненно одно - глупые потуги несведущих людей поведут к жуткой дисгармонии. Может быть, прольется кровь стариков и малых детей. - Он вздохнул. - И в большинстве случаев подобные метаморфозы ведут к зарождению вульгарно материалистических форм жизни, духовный приоритет уступит место материальному. А этому следует противодействовать!
Во всяком случае, молодой человек считает, что святая обязанность Себастьяна попытаться обуздать Станционного Графа и только после этого отдать ему руку милой Магдалины, нежной, но такой беспомощной и сбитой с толку, или... еще лучше, прежде все-таки предупредить власти. Ведь сообщение можно сделать в письменной форме. Даже анонимно, тем более что Себастьян Семимортуус Первый и сам, находясь в предпургаторном периоде, представляет собой нечто вполне анонимное.
- Дело в том, Высокочтимость, что я давно уже все изложил нашим правителям, да, правителям Божией милостью...
- И что же?
- Станционный Граф - одна из немногих опор моей тяжкой старости...
В замешательстве Себастьян начал перебирать свои редкие пряди, вновь подняв облака перхоти. У мертвых растут ногти и волосы, подумал молодой человек, как видно, и перхоть мелется, что мука на мельнице.
- Какая еще опора? Что вы плетете, астральный пустозвон? - Молодой человек не на шутку разозлился.
- Видите ли, я должен был держать его в поле зрения. Сперва они хотели сразу его засадить, а у меня был иной план и свои соображения: понаблюдаем за голубчиком, посмотрим, с кем он общается, прихватить всегда успеем... Ну, и мое предложение одобрили. Теперь я не спускаю с него глаз, регистрирую контакты и... получаю за это вознаграждение, плевое, конечно.
- Вознаграждение!.. Высшая степень подлости! - непроизвольно воскликнул молодой человек, даже бросил взгляд на знакомую нам индейскую булаву, хотя подобное поведение как будто бы находилось в противоречии с логикой после рассуждений о двуличности богов Древнего Рима и Индии.
- Конечно, подлость! - неожиданная поддержка пришла с порога.
От кого же? Разумеется, от Магдалины, дорогой дочери Себастьяна.
- Какая... еще... подлость? - стал запинаться тот.
- А та, что ты еще не помер!
Подобный упрек мог бы прозвучать комично, если бы дело не обстояло столь серьезно.
- Я умер, - покаянно признался Себастьян. - Я не совсем я, а астральный Себастьян Семимортуус Первый...
- Какой еще там астральный?! Может, вроде того Вечного Жида, который и после смерти не находил покоя?
- Да кто ж его знает, - в смятении молвил Себастьян. - А вдруг и правда... Но это ужасно! Хотя... - Его неуверенное "хотя", по-видимому, свидетельствовало о возникшей надежде - а вдруг и впредь удастся продолжать свой бизнес, оказавшись на положении Вечного Жида. И тогда все не так уж скверно...
- У того, кто намерен бродить по свету в виде духа, должна быть душа. А у тебя, паразита, и намека на нее нет! - очень сердито выпалила Магдалина.
- А тут полагали, что вроде бы есть. Я, так сказать, изменился и довольно хорошо стал разбираться во всей этой гармонии. Ну, в равновесии, что существует в мире, - я уж кумекаю в нем. - И Себастьян торжественно провозгласил: - Мир, дорогая моя дочь, весьма даже прекрасная штука! Ты и не подозреваешь, какая прекрасная!
- Ни хрена ты не изменился! Такие, как ты, не меняются. Никакой ты не астральный, просто ты живуч, как угорь, и снова вернулся к жизни, вот и все тут! Хотя ты еще недавно откинул копыта и был мертв, как чурка.
- Магдалина, как ты выражаешься?! Кто ж так говорит о своем отце, о своем единственном отце?
- Отец у всех единственный. А мне вот выпал кощунственный. Постойте! Я загляну в холодильник! - Девушка бросилась на кухню.
После долгих раздумий, раз-другой обменявшись с Себастьяном взглядами, в которых сквозили как надежда, так и недоверие, молодой человек вышел вслед за Магдалиной. Печально вздохнув, с опаской и неохотой Себастьян последовал за ними. Холодильник был пуст!
Пуст, и все тут. Магдалина и молодой человек застыли в недоумении перед безучастным шкафом, который брюзгливо заурчал всем своим нутром.
- Ну, что ты теперь скажешь, порожденье сатаны?!
- Нету... Нет как нет, - запыхтел Себастьян, чей титул - Семимортуус оказался под серьезной угрозой. - А вы его, старого стервеца, еще куда-нибудь не запихнули? - И злобно прокаркал: - Я обвиняю вас в преступном хищении моего трупа!
Однако достаточно было взглянуть на Магдалину и молодого человека, как эти подозрения сами собой отпали. И у Себастьяна опять навернулись на глаза слезы. Голос его зазвучал весьма жалобно и плаксиво, когда он был вынужден констатировать:
- Выходит, все то, что имело место - мое приобщение к красотам мира и поворот к лучшему в ожидании пургаториума, - все это сплошная чушь... Нет! вскричал он. - Мое бедное сердце этого не вынесет! Ни за что! Никоим образом! - Он и вправду схватился рукой за сердце. А потом обеими руками за голову. Тут он пошатнулся... пошатнулся и упал.
Он был мертв. Мертв окончательно и бесповоротно.
Бедный Себастьян лежал плашмя на кухонном полу, раскинув ноги врозь и напоминая двадцатую букву греческого алфавита, которую мы называем то игреком, то ипсилоном.