Молодой человек наклонился и закрыл ему глаза. Он что-то тихо бормотал себе под нос.
- А теперь что? Снова запихнем его в шкаф? - спросила Магдалина.
- Нет, я полагаю, надо вызвать судебного врачa и машину из морга, - решил молодой человек.
6
- Разве здесь все не преобразилось? - полюбопытствовала Магдалина через несколько недель, уперев руки в бока, как настоящая матрона, в белом передничке с кружевами и в подобии чепца, несколько смахивавшего на старомодный колпак для кофейникa. Она пригласила молодого человека взглянуть на их "очаг, собственное гнездышко".
Маленький фургон и правда два раза подъезжал к задней двери дома, и Магдалина со Станционным Графом что-то втаскивала по лестнице. Что именно? Этого молодой человек не знал, так как слышал только шум. Он собрался предложить свою помощь, но определил по голосам, что у мужа Магдалины нет недостатка в подручных. Муж Магдалины - да, отныне лучше так называть бывшего Станционного Графа или, пожалуй, просто Роберт, что вполне могло соответствовать данному при крещении имени. Перемена вообще-то закономерная, если завсегдатай станционного буфета становится добропорядочным главой семейства. По крайней мере, мы вправе питать такую надежду. К тому же благородный титул в связи с железнодорожным определением отдает копотью и иронией, а Роберт - мужественное имя мужественного мужчины.
- Правда, здесь стало красиво? - повторила свой вопрос Магдалина, и тут уж стоявшему в дверях молодому человеку волей-неволей пришлось похвалить преобразования.
Сперва количество привезенных пожитков его удивило: откуда у девушки, просим прощения, у госпожи Магдалины столько имущества, разве что... ox, оставим это. О Роберте тоже сложилось впечатление как о парне относительно бедном, который зажигалками или шариковыми ручками пытается обеспечить дополнительный доход к заработку. Но тут молодой человек вспомнил, что еще недавно разгуливал по земле некий Себастьян, ныне продолжающий свое существование в пургаториуме, если не в преисподней. Сей мужичишка, по всей вероятности, успел кое-что отложить в кубышку, посыпанную перхотью. А дочь его наследница.
На стене висели в ряд самые ценные экземпляры из Себастьяновой коллекции трубок. Их набралось дюжины две - начиная с солидной из козлиного рога и напоминающей грузинский кубок и кончая носогрейкой с мизинец, в которую зелья-то поместится не больше наперстка.
Также были представлены изящные трубки из фарфора с росписью и крышечками, навевающие мысль о круглобрюхих тирольцах, поющих фальцетом с переливами на террасе своего питейного заведения, конечно, ради такого случая положив трубки на стол возле пивных кружек.
У каждой трубки была своя неповторимая история, но Магдалина обещала поведать их как-нибудь в другой раз. Разумеется, в том объеме, который сохранила память из рассказов незабвенного упокойника. Между прочим, за последнее время Себастьян весьма возвысился в ее глазах, что нужно только приветствовать, ибо мертвых следует поминать добрым словом. Во всяком разе она уже не говорила о Себастьяне как о шпике и наушнике, но лишь как о высокопоставленном государственном служащем в чине подполковника.
Однажды Магдалина упомянула о розовых занавесках. Теперь они - широкие и с оборками - в самом деле висели на асимметрично спроектированных окнах бывшей кладовки. На подоконнике красовался жезлообразный цветок: чей же это жезл Моисеев или Ааронов? Но больше всего здесь было салфеточек, надо думать, вышитых самой Магдалиной, - они находились во всех мыслимых и немыслимых местах, будто над треугольной комнатой Роберта и Магдалины пролетел самолет и разбросал листовки.
Почти треть помещения занимала широкая супружеская кровать, изголовье которой украшал барельеф с ангелами, вырезанный старательно, хотя и не очень искусно. Ангелы умилили молодого человека. Ложе в своей средней части было заметно продавлено, но разве это столь существенно? Теперь сей символ отдохновения и супружеского счастья вполне здесь уместен. Хотя молодой человек, по натуре благонравный и стеснительный, едва скользнул по ложу взглядом, он все же заметил жирного клопа, что его покоробило. О клопах он непременно заведет разговор - они ведь и на его половину могут перебраться, но сегодня, сегодня он этой темы касаться не станет.
На потолке висела большая люстра, настоящая хрустальная люстра, на которую Магдалина обратила внимание молодого человека с особой гордостью. Конечно, для маленькой комнатки люстра была слишком велика - человеку среднего роста пришлось бы пригнуться, проходя под ней. Ну и что ж такого, говорят ведь: у себя что хочу, то и ворочу.
Один странный предмет, вернее его странное положение, особенно заинтересовал молодого человека. А именно комод, кажется, предназначенный для белья. Возле двери его поставить не удалось, в задней части комнаты, как сказано, почти треугольной, тем более. И тогда пришли к простой, но гениальной мысли: водрузили его на один бок. Как видно, Магдалину это нимало не трогало. А когда молодой человек заметил, что такая постановка представляется весьма модерновой и даже сюрреалистической, то его утверждение, к тому же, по-видимому, не совсем понятное, приняли с радостью.
- А чего бы комоду не стоять на боку? Ящики открываются, и вообще это о-ри-ги-наль, - заключила новобрачная и сочла нужным добавить: - Ведь мы живем в свободной стране.
Вообще молодой человек заметил, что Магдалина учла его предупреждение насчет антигосударственных высказываний. Похоже, и супругу наказала вести себя здесь лояльно. Еще молодой человек подумал, что в своем доме, каков бы он ни был, люди становятся гораздо благонадежнее. У тебя самого должно что-то быть, только тогда ты не будешь крушить чужое имущество.
- А кухня? А плита? - решился он спросить. Где собирается Магдалина варить свою лапшичку, по части которой она большая мастерица?
- Прошу, государь мой! Извольте сделать несколько шагов вверх по лест-нице!
"Куда она меня ведет?" - подивился он. И дивился до тех пор, пока не очутился в заброшенной голубятне, о существовании которой почти совсем забыл.
Там был наведен порядок, установлена маленькая плита и даже водружена труба. Однако невольная усмешка появилась на губах молодого человека, когда он представил себе хозяйку, хлопочущую на кухне. Видную с улицы как на ладони. Не соберутся ли прохожие смотреть, разинув рот, как усердная особа варит супчик на крыше, поводя поварешкой и снимая накипь. А если кто-нибудь прихватит подзорную трубу, пожалуй, даже разглядит, каким ингредиентам тут отдают предпочтение. На запах слетятся полчища мух, и бедной Магдалине придется от них отбиваться.