Островский, понаблюдав за мучениями Бронштейна, наконец не выдержал, и заявил:
— Давай я костёр разведу. Ты прутьев с живых кустов нарубил, и вблизи воды, они гореть, пока не просохнут, не будут.
Матвей, признав своё поражение, отошёл в сторону.
Островский приступил к делу со всем тщанием. Глядя на его уверенные действия, Макаров прокомментировал:
— Сразу видно заядлого рыбака. Костёр умеет разводить профессионально.
Действительно, Николай выбрав куски плавника посуше, настрогал из них щепы, а затем соорудил "шалаш", тщательно разместив топливо — самые сухие куски на нарубленную щепу, влажные — поверху, оставив щели для выхода дыма.
Капнув из кропилки с триэтилалюминием каплю огнеопасной жидкости на щепу, Николай с удовлетворением наблюдал за тем, как появившиеся языки пламени охватывают растопку.
— Учить, Матвей! Вот как надо костёр разводить!
— Чтож ты Макаров, так осрамился и меня осрамил? — возмущённо подумал Бронштейн. Костёр как разводить, не подсказал!
— Не стоит выходить за пределы имиджа "городского парня"!
Костёр весело трещал просохшими прутьями хмызняка, а довольные Матвей и Николай наворачивали запечённую в костре рыбу, преимущественно, крупную плотву, что попалась в сеть.
Позавтракав, отправились в путь.
Поездка растянулась почти на неделю. Островский, оказалось, захватил с собой тетрадь с лекциями и пару учебников. К учёбе он относился, по признанию Макарова, "не в пример ответственнее моих современников".
Именно попытки Островского постигнуть премудрости элементов электродинамики, что отобрал для изучения Бронштейн, и привели к любопытному разговору:
— Матвей, подойди, есть вопрос! — неожиданно позвал Бронштейна Николай.
— Что такое? В чём затруднения?
— Затруднений нет. Есть политические сомнения, — довольно неожиданно ответил Островский.
— Политический? Причём тут политика?! Ты же физматематику учишь! — непритворно удивился Бронштейн. Ему почудился смешок. Затем Макаров, чьё весёлое расположение духа Бронштейн ощутил как своё собственное, мысленно произнёс:
— Кажется я знаю, чем недоволен наш "пламенный марксист-ленинист", хе-хе!
— Вот скажи мне, что это за выражение?! — Островский показал на формулу для вычисления полного сопротивления переменному току.
— Формула подсчёта сопротивления в цепи переменного тока, — как бы не замечая подвоха, ответил Матвей.
— Хорошо, Островский заметно напрягся. Тогда такой вопрос. Смотри, вот формула для вычисления модуля комплексного числа, — указал он на строку в учебнике анализа. Видишь? Один в один совпадает!
— Ну и что?!! — мысленно уже хохоча, ровным тоном спросил Бронштейн.
— Так комплексные числа, они же включают в свой состав МНИМЫЕ ЧИСЛА!!! — яростно выкрикнул Островский. А Энгельс в критической статье "Естествознании в мире духов" писал, что приписывать какую-либо физическую реальность мнимым числам и многомерным пространствам это то же самое, что допускать существование духов, и после этого от науки уже ничего не остаётся! Почему в электродинамике, науке, на которой зиждится вся электротехника, использованы эти, по словам Энгельса, бредовые выкладки с мнимыми числами?!
— Наверно потому что они описывают реальность не хуже обычных! — Бронштейн не выдержал и расхохотался.
— Не понимаю, чего ты так развеселился?! — зло выкрикнул Островский.
— Над ТОБОЙ смеюсь, — ответил Матвей. Ни дать, ни взять, адепт католической церкви, обнаруживший, что папа отнюдь не непогрешим!
— Причём здесь католическая церковь?
— При том, что верить, что Энгельс во всём прав, может лишь человек, ничего в марксизме не понимающий! Ты, Николай, только что своим умом обнаружил, что заблуждался Энгельс!
— А может это учёные, что эти числа в электродинамике использовали, заблуждаются? — упрямо возразил Островский.
— Не-а. Я работы Энгельса, посвящённые математике, читал. Товарищ Энгельс, увы, учил математику по дрянным учебникам, и мало что в ней понял. Поторопился он с выводом о том, что мнимым числам, и, кстати, тесно с ними связанным многомерным пространствам нельзя найти реальный, физический прообраз в окружающем нас мире. Скорее всего, сильно разозлил Энгельса Дьюринг, своим проституированием математики в угоду клерикальной философии.
— Так мнимые числа же чисто выдумка, как его там, Кардано, кажется! — воскликнул Николай.