Но если горделивый массив пирамиды Хеопса подавлял собою окружающий песок пустыни, то, «Супергалактика» далеко ушла в этом от усыпальница фараона.
Гостиница украшала своим величием самый центр столичного мегаполиса и от рождения предназначалась исключительно для избранных нуворишей, прожигавших здесь, в лучшем месте голубой колыбели человечества лихие миллионы, доставшегося им, редкого космического фарта.
И когда у выхода из блока тестирования службы санитарного контроля, астронавта Кормика вдруг окликнул водитель роскошного лимузина с эмблемой «Супергалактики» — золотой стрелой на черном овальном фоне космической пустоты, Ланс, не церемонясь, последовал примеру своего бывшего командира — послал наглеца к черту.
— А не приставай, коли не просят, — немного погодя, попытался смягчить, свою, случайно вырвавшуюся, грубость Ланс МакКормик, когда продолжилось их общение.
И не могло, как стало ясно, не продолжиться.
Уже потому, что водитель, обогнав его на дорожке, ведущей к стоянкам такси, предстал уже мявшим перед сварливым и привередливым кандидатом в пассажиры форменную фуражку:
— И все же, прощу в машину, сэр! За все уплачено…
Глава пятая
Богатый постоялец
Значительно больше времени, чем он провел на Земле, Ланс за свою жизнь пробыл в космосе. Потому в каждый прилет из очередного космического путешествия удивлялся вовсе не переменам, которых, впрочем, и не было, а капризам землян по соблюдению старых традиций.
Свято стояли они за когда-то выработанный закон. Гласил он о том, что все новшества — появляются на новых планетах, а здесь, в колыбели человечества, все должно быть так, как было и раньше!
И не случайно.
Такую защиту от нашествия прогресса избрали оседлые земляне для сохранности колорита того времени, когда человек впервые преодолел земное тяготение и переступил порог ближней орбиты.
Вот и этот роскошный лимузин, что помчал, уступившего притязаниям водителя, Кормика в отель, ему помнился еще с детства. Уже тогда, совершенно несбыточной в реальной жизни, сказкой казалось ему: — Промчаться с ветерком на таком «Гулливере автотрасс».
Правда, без перемен, за годы его путешествий в дальнем космосе, все же здесь — на Земле не обошлось. Ещё более мощный, чем раньше, двигатель работал не на бензине, а на экологически чистых аккумуляторах.
Хотя, следуя той же традиции — сохранения традиций, шум мотора, приглушенно доносящийся из-за ковровой обивки салона, искусно имитируют динамики.
И цель достигается полностью — у богатого обладателя места в пассажирском салоне, хочет он того или нет, вот как теперь у Ланса МакКормика, создается «полная иллюзия возвращения» не куда-нибудь на суперсовременный обитаемый астероид, а именно сюда — в галактический заповедник. Туда, где снимается напряжение дальних полетов, возвращается и развеивается в душе чувство ностальгии, тоски по прошлой жизни.
…А вот и махина «Супергалактики».
Гигантская пирамида, перед которой, действительно, побледнел бы и тот самый пресловутый Хеопс, живи он сейчас в Египте, вдруг выросла перед, вылетевшей из подземного туннеля, машиной Ланса МакКормика.
К его удавлению, чудеса продолжались и дальше.
Сам директор отеля вышел встретить, его, как почетного постояльца. Склонил голову. Представился с показной вежливостью. И даже лично проводил в эти вот самые апартаменты, уставленные старинной мебелью, но целую стену, над которой занимал новейшей конструкции телеэкран информационного окна.
Именно оно стало на первое время единственным собеседником отставного астронавта, пытавшегося как губка, впитать в себя все земные новости. В том числе и вдруг отыскавшего в сетке вещания рассказ о том, как будет решаться судьба их старины «Гектора» и его незадачливого шеф-пилота.
— В чем в чем, а в снабжении информацией здесь себе не отказывают, — сам для себя констатировал непреложный факт, обитатель одного из номеров роскошного отеля. — Значит, нельзя стало без этого!
И с той поры, пока никто не «попросил взашей», старался следовать примеру здешних старожилов. И не зря, если учесть не пропущенное зрелище, по поводу которого пришлось в одиночестве демонстрировать информационному окну не самый изысканный, зато вполне традиционный жест.
И тут на душе Ланса произошли перемены.
Еще раз, совершенно случайно, вспомнив о том, как жалко выглядела, только что показанная на экране, физиономия новоявленного банкрота Бена Брокуна, он уже не мог оставаться безучастным, когда зашевелились внутри чувства, способные кого угодно поверить в существование сердобольной души.