Джилл сняла трубку и набрала номер Бена, уже не надеясь его застать. Ответил мужской голос, Джилл обрадовалась, но радость ее тут же угасла. Это был Килгаллен, секретарь Бена.
— Говорит Джилл Бордмэн. Простите, мистер Килгаллен, я думала, что звоню мистеру Кэкстону домой.
— Так и есть. Когда Бена нет дома больше суток, все звонки переадресовываются на работу.
— Значит, его до сих пор нет?
— Нет. Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Да нет… Мистер Килгаллен, вам не кажется странным, что Бена так долго нет? Вы не беспокоитесь?
— Абсолютно. Он прислал письмо, где было сказано, что он не знает, когда вернется.
— И это нормально?
— В работе мистера Кэкстона это более чем нормально, мисс Бордмэн.
— Возможно, но мне кажется, что в данном случае не все нормально. Я думаю, вам стоит объявить на всю страну, даже на весь мир, что Бен пропал.
Такси не было оборудовано видеоэкраном, но Джилл почувствовала, что Килгаллен напыжился.
— Мне кажется, мисс Бордмэн, что я вправе истолковывать указания моего начальника самостоятельно. Более того, осмелюсь сообщить вам, что всякий раз, когда мистер Кэкстон подолгу отсутствует, находится добрая приятельница, которая звонит и поднимает тревогу.
«Какая-нибудь баба, которая хочет заарканить Бена, — перевела Джилл, — и этот тип думает, что я очередная».
У нее пропало всякое желание просить у Килгаллена помощи; она бросила трубку.
Куда лететь? Решение пришло внезапно. Если Бена нет и к этому приложили руку власти, то никто не станет искать Валентайна Смита в квартире Бена, если, конечно, не догадаются, что она сообщница Кэкстона. У Бена в буфетной можно будет чем-нибудь подкрепиться, найдется и одежда для этого взрослого ребенка. Джилл набрала адрес Бена, и такси легло в заданный курс.
У дверей Бена Джилл на латыни сказала роботу-сторожу:
— Карфаген пал!
Дверь не открывалась. Черт возьми, Бен поменял код! Губы Джилл задрожали, и она отвернулась от Смита. А может быть, Бен уже дома? Джилл сказала сторожу, в обязанности которого входило также докладывать о посетителях:
— Бен, это Джилл.
Дверь открылась. Джилл поначалу решила, что робот открыл ее по команде Бена, но потом поняла, что случайно угадала новый пароль, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы польстить ей. Но сейчас ей было не до комплиментов.
Смит стоял у края газона и оглядывался. Место было новое, охватить его сразу Смит не мог, но ему здесь нравилось. Здесь было не так интересно, как в летящем доме, зато тихо; здесь можно было гнездиться. Он увидел окно и принял его за живую картину, какие видел дома. В больничной палате окон не было — палата находилась в новом корпусе, — и Смит не знал, что такое «окно». Он с уважением отметил, что имитация объема и движения на картине совершенна, наверное, ее создал великий мастер. До сих пор Смит не видел ничего, что свидетельствовало бы о мастерстве людей в каком-либо деле: сейчас люди выросли в его глазах, и на душе у него потеплело.
Краем глаза он уловил какое-то движение: его брат снимал с ног искусственную кожу.
Джилл вздохнула и, босиком ступив на траву, пошевелила в ней пальцами.
— Ох, как ноги устали! — Она увидела, что Смит наблюдает за ней. — Разувайся, иди сюда. Тебе понравится.
— Как? — недоуменно заморгал он.
— Совсем забыла. Давай сюда ноги, — она сняла с него туфли, отстегнула и стянула чулки. — Ну как, приятно?
Смит пошевелил в траве пальцами и робко произнес:
— Ведь они живые?
— Ну да, живые, это настоящая трава. Бен заплатил большие деньги, чтобы устроить этот газон. Одно освещение стоит больше, чем я зарабатываю в месяц. Так что ходи, получай удовольствие.
Смит не понял ничего, кроме того, что трава живая и ему предлагают по ней ходить.
— Ходить по живому? — спросил он с недоверчивым ужасом.
— Почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого растет.
Смит подумал, что брат по воде не стал бы учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, вник, что это на самом деле приятно, а трава не протестует. Марсианин включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить странное предназначение — человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита был в порядке вещей.