Джилл сделала глоток, потом еще один. Какое бы это ни было зелье — это как раз то, что ей требовалось. По телу разлилось тепло. Она выпила половину. Харшоу долил доверху.
— Видела своего приятеля?
— Нет, я не знаю, где он.
— Я к нему только что заглядывал. Спит, как младенец. Его надо назвать Лазарем — так охотно воскрес… Он станет с нами обедать?
— Не знаю, доктор.
— Ладно, проснется — спрошу. Не захочет сидеть с нами — принесем ему персональный обед. У нас здесь остров свободы, дорогая. Каждый поступает как хочет… а если он поступает не так, как хочу я, я его выгоняю к чертям собачьим. Кстати, я не люблю, когда меня называют доктором.
— Но, сэр!
— Мне не нужен этот титул. Вот если бы меня назвали доктором народного танца или рыбалки — другое дело! А официальные звания — все равно, что разбавленное виски, которого я в рот не беру. Называй меня просто Джубал.
— Хорошо, но медицинская степень много значит.
— Будет значить, когда для нее придумают другое слово, чтобы люди не путали врача со спортивным судьей. Девочка, какие у тебя отношения с этим парнем?
— Я рассказывала вам, док… Джубал.
— Ты мне рассказала, что произошло, но не рассказала, почему. Я видел, как ты с ним разговаривала. Ты в него влюблена?
— Вот еще! Чепуха какая!
— Вовсе нет. Ты женщина, он мужчина — превосходное сочетание.
— Но… Нет, Джубал, дело не в этом. Я… в общем, он был пленником, и я подумала, вернее, Бен подумал, что он в опасности. Мы хотели, чтобы он вступил в свои права.
— Милая моя, я не верю в бескорыстные поступки. Насколько я могу судить по твоему внешнему виду, железы внутренней секреции у тебя работают нормально. Стало быть, дело в Бене или в этом парне. Тебе следует уяснить для себя, что же тобой движет и, исходя из этого, решить, что делать дальше. В свою очередь, я хотел бы знать, чего ты хочешь от меня.
Джилл было трудно ответить на этот вопрос. С тех пор как она перешла свой Рубикон, она думала только о том, как бы уйти от преследования. Ясных планов она не имела.
— Не знаю.
— Так я и предполагал. Я предположил также, что ты хочешь сохранить за собой место работы и диплом. Исходя из этого, я послал твоему шефу телеграмму из Монреаля, где сообщил, что тебя вызвали к серьезно больному родственнику. Я верно поступил?
Джилл почувствовала внезапное облегчение. В последнее время она не думала о своей судьбе, но в глубине ее сознания затаилась горькая мысль о том, что она бесповоротно испортила себе карьеру. И вот…
— Большое спасибо, Джубал. Я еще не успела прогулять дежурство. По графику у меня сегодня выходной.
— Отлично. Что ты будешь делать дальше?
— Я еще не думала… Пожалуй, нужно связаться с банком и взять немного денег, — она остановилась, пытаясь вспомнить, сколько за ней числится. Сбережения Джилл были невелики, и она все время забывала, сколько у нее денег.
Харшоу не дал ей возможности вспомнить.
— Как только ты позвонишь в банк, у тебя из ушей посыплются полицейские. Я тебе советую посидеть тихо, пока все не уляжется.
— Но я не хочу быть вам в тягость.
— А ты мне уже в тягость. Не переживай: не ты первая, не ты последняя. Никто не может быть мне в тягость против моей воли, поэтому не волнуйся. Далее: ты говорила, что хотела помочь парню вступить в свои права. Ты рассчитывала на мое содействие?
— Бен сказал, что вы можете помочь…
— Какое право Бен имел за меня расписываться? Я не заинтересован в защите так называемых прав твоего приятеля. Его право на Марс писано вилами по воде. Я юрист и понимаю, что к чему. Что же до денег, которые он должен унаследовать, то, исходя из некоторых фактов его биографии и наших странных обычаев, он имеет очень мало шансов что-либо получить. Для него же лучше, если он не получит наследства. Если Бен рассчитывал на меня, то он сильно ошибся. Я не только не собираюсь бороться за права Смита, но даже не стану читать в газетах, как борется кто-то другой.
Джилл почувствовала себя одинокой и беззащитной.
— Тогда нам лучше уехать.
— Что ты! Зачем?
— Вы сказали…
— Я сказал, что не буду защищать его прав как адвокат. Но я приму его как гостя у себя в доме. Он может оставаться здесь, сколько пожелает. Я просто хотел предупредить, что не собираюсь соответствовать вашим с Беном Кэкстоном романтическим представлениям обо мне и лезть для этого в политику. Милая моя, когда-то я думал, что делаю добро. Мне это льстило. Потом обнаружил, что человечеству не нужно, чтобы ему делали добро; наоборот, оно отвергает всякую попытку сделать добро. С тех пор я делаю добро одному человеку — Джубалу Харшоу, — он отвернулся. — Доркас, не пора ли обедать? Кто-нибудь что-нибудь делает?