Капитан вытащил из планшета чистый бланк паспорта:
– Гляди, твоя фотография тут уже есть, все печати, где надо поставлены. Осталось внести только фамилию, имя отчество и год рождения. Прописан ты тут у Матрены Ниловны. Документ подлинный за надлежащими подписями. Итак, под какой фамилией тебя записать? А какое имя ты себе выбрал?
Парень пожал плечами:
– Да мне, в общем, все равно. Как запишете, так и будет.
– Нет, так не пойдет, – вмешалась Матрена Ниловна, – фамилия и имя‑ это как знак судьбы, они должны быть со значением.
– Добро, – согласился капитан, – ты у нас, где пришел в себя? На берегу Васюгана, вот и назовем тебя Василий Юганов. Так, Матрена Ниловна?
Та согласно кивнула головой.
– А отчество, дай подумать. Ну вот, ты же как‑ бы мой крестник, значит и отчество тебе запишем Григорьевич.
Занеся эти данные в паспорт, Гончаренко оценивающе посмотрел на своего "крестника":
– А лет – то тебе сколько? Ну, будем считать около двадцати. Вы какого числа его нашли Матрена Ниловна?
– Кажись девятнадцатого августа, ранним утром.
– Ты глянь, какое совпадение, это же день ГКЧП. Ну, значит, так и запишем 19 августа, – он стал загибать пальцы, – выходит 1972 года.
Когда все формальности были выполнены, участковый вручил заполненный паспорт новому гражданину страны и торжественно сказал:
– Поздравляю, Василий Григорьевич, теперь ты вступил во все права гражданского состояния. Имея на руках этот документ, ты волен передвигаться куда хочешь по всей территории Советсткого Союза, то есть России, проживать, где хочешь, хоть в Москве, хоть во Владивостоке и никто не может чинить тебе в этом препятствий.
Новоиспеченный "Василий" не знал, как благодарить своего благодетеля, но тот сказал просто:
– Я знаю, что ты правильный человек. Пока я шел к вам, встретил по дороге кое‑кого и узнал, как ты рисковал своей жизнью, чтобы найти Терентьева зимой, да еще ночью в глухой тайге, а потом еще и спас его от верной смерти. Тебе учиться бы надо, да вот только одно плохо деньги обесцениваются со скоростью звука. В ходу одни только доллары, да где их взять, – он махнул рукой, – тут и "деревянными" зарплату стали задерживать. А то отвез бы я тебя в Томск, да пристроил там к какому – нибудь ремеслу. А заодно и экзамены ты сдал бы за среднюю школу, да аттестат получил бы. А там и в институт дорога открыта. Да вот беда, планы наполеоновские, а сруб Ивана – печника.
Матрена Ниловна слушала Гончаренко, но думала о чем‑то своем. Вдруг, придя к какому‑то решению, она сказала:
– Вася, голубчик, совсем забыла, сбегай, пожалуйста, к тетке Евдокии, попроси немного соли, у меня кончилась.
Когда они остались одни, Гончаренко вопросительно взглянул на нее, он понял, что она не случайно отправила парня к соседке, видимо хотела о чем‑то поговорить с ним наедине.
– Гриша, а сколько надо этих самых долларов, чтобы вот прямо сейчас, ты мог бы отвезти парня в Томск и пристроить его к какой‑то профессии. Ему просто необходимо получить диплом врача, ты сам знаешь, какой у него дар целительства.
Гончаренко задумался:
– Думаю, в общежитие устроить его большого труда не составит, есть у меня приятели в Томском УВД, да и экстерном за десятилетку ему помогут сдать. Потом для начала пусть поступит в медицинское училище. Может тоже удастся закончить его поскорее. А там будет видно. Думаю для всего этого нужно не менее, чем 10000 долларов.
Матрена Ниловна молча вышла в соседнюю комнату и через несколько минут возвратилась с пачкой купюр зеленого цвета.
– Вот, возьми. За меня не беспокойся, деньги у меня есть, еще столько же осталось. А парню надо помочь, предвижу я, далеко он пойдет и много добра сделает людям.
Глава четвертая. Сергей Матросов
После трех лет службы в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане старший лейтенант Матросов получил назначение в особый отдел КГБ СССР по Закво, другими словами в управление военной контрразведки округа. В Закавказье ему никогда раньше бывать не приходилось, а отзывы знакомых офицеров, которые раньше там проходили службу, были неоднозначными.
По обычаю, убывая к новому месту службы, полагалось сделать "отходную". После нескольких тостов, когда собравшиеся офицеры заговорили каждый о своем, не особенно слушая друг друга, Матросов вышел на воздух, покурить. К нему присоединился и майор Ширяев, командир группы спецназа.
Некоторое время они молча курили, затем Ширяев сказал:
– Значит, в Тбилиси будешь служить? Красивый город.
– А вы там бывали? – оживился Матросов. – Я в Закавказье никогда раньше не был.
– Бывал? – хмыкнул майор, – я там до Афгана от лейтенанта до капитана прослужил в составе 104 ВДВ.
– Ну и как там? Как природа? – поинтересовался старший лейтенант.
– Как тебе сказать, одним словом ее разнообразие не опишешь. Представь себе, что природа всех климатических поясов земли сконцентрирована на территории порядка тысяча на тысячу километров, от субтропиков до ледников. Тут тебе и пустыня, по которой верблюды ходят, Гобустан называется, всего в ста километров от Баку. Один песок, да солончаки. А триста километров в сторону‑ Ленкорань, настоящие субтропики, везде зелень, целые стаи фламинго останавливаются там на зимовку. Удивительное зрелище, скажу я тебе, тысячи птиц, как будто поле розовых цветов.
Он затянулся табачным дымом, помолчал, затем продолжил:
– А в Армении сплошь горы, почти такие же, как и здесь. Только в Ереване их нет, а вот Ленинакан и Кировакан расположены на высоте полтора километра. Грузия вообще благодатный край, есть и горы и море и цветущие долины.
– А люди, что за люди там живут?
– Люди, они тоже разные, – неторопливо ответил майор, – одни открытые и дружелюбные, другие клянутся, что жизнь готовы за тебя отдать, особенно когда им что‑то от тебя нужно. А отпала в тебе надобность‑ пройдут мимо и не заметят. Да, собственно говоря, и у нас в России таких пруд пруди, сам, поди, знаешь.
Матросов согласно кивнул, с подобными людьми ему и в самом деле приходилось встречаться.
– Но есть у них в отличие от русских, пунктик один, – продолжал Ширяев, – все они просто помешаны на национальном вопросе. Любой из них в первую очередь грузин, армянин или азербайджанец, а уж потом коммунист, сотрудник органов, прокурор, офицер, милиционер и тому подобное. Попробуй на каком‑нибудь районном или городском совещании выступить с критикой, скажем работы исполкома, я уж не говорю о райкоме, будет такой скандал, что до Москвы дойдет. Тебя тут же обвинят в великорусском шовинизме, чуть ли не в расизме. А вот зайди в дом к любому армянину, особенно из интеллигенции – на стене карта, где Армения изображена в границах государства Тиграна Великого‑ от моря и до моря. И это не считается национализмом. Азербайджанцы тоже не отстают‑ у них мечта соединиться в одно государство с восточным Ираном. А, что касается грузин, то те уверены, что они богом избранный народ, у них все лучшее и артисты, и композиторы, и художники, а все другие‑ это просто случайный продукт эволюции. Конечно, – добавил майор, – простые люди, особенно, кто прошел Отечественную войну, искренне уважают русских, но вот профессура и прочие интеллигенты постоянно мутят воду во всех республиках. А попробуй просто намекнуть, что они националисты‑ мало не покажется, забудешь на каком свете живешь.
Он щелчком пальца выбросил окурок, который упал на землю в нескольких шагах.
– А наше руководство, – он показал пальцем вверх, – думаешь, не знает обо всем этом? Знает и хорошо знает, но придерживается принципа: худой мир лучше доброй ссоры. Вот и дождались событий в Агдаме и Степанакерте. Но, попомни мои слова, это все еще даже не цветочки, а так, бутончики, ягодки еще впереди. Ленинская национальная политика, которую мы считаем единственно правильной, еще принесет нам сюрпризы. Короче Серега, – он полуобнял старшего лейтенанта за плечи, – как говаривал товарищ Сухов, Восток – дело тонкое, а мой дед, бывало, любил повторять – не верь никому, никто не обманет. Пошли, что ли, еще по рюмке поднимем за твою удачу на новом месте!