Выбрать главу

Фей, вместе с призраками и ведьмами, насильно присоединили к свите Сатаны. Среди бумаг в приходе Лэмплаг (Камбрия) был обнаружен реестр смертей за период с 1658 по 1663 год. Помимо других, более банальных причин смерти, там значилось:

До смерти напуганы фейри — 3 человека,

Околдованы — 4 человека,

Утоплены по подозрению в колдовстве — 3 человека,

Заведен в пруд блуждающим огоньком — 1 человек.

Возможно, клерк таким образом скрашивал скучные часы, занятые подсчетом смертей от дифтерии и родильной горячки. Однако не менее вероятно, что сверхъестественные причины смерти также принимались на веру. Поскольку фольклорные существа обрели демонические черты, общение с ними приравнивалось к колдовству. Так, в 1576 году в колдовстве обвинили англичанку Бесси Данлоп, а в 1588 году по такому же обвинению осудили Элисон Пирсон. Обе женщины дали показания, что принимали помощь от фейри и несколько раз встречались с королевой фей. Хотя обвиняемые утверждали, что использовали свои способности исключительно на благо общины, обеих сожгли на костре.

Период со второй половины XVI до середины XVII века стал эпохой активной охоты на ведьм в Англии и Шотландии. В то время как Церковь насаждала суровые постулаты веры, простой люд рад был свести счеты с недругами, отомстить за старинные обиды, проучить заносчивых соседей. Показательной в этом отношении является история Анны Гюнтер, которая в 1604 году заявила о своей одержимости нечистым духом. С девушкой случались припадки, она теряла слух и зрение, голодала неделями, кидалась на родню, и, что страшнее всего, сотнями изрыгала булавки. В своих несчастьях Анна обвинила трех соседок, однако в ходе затяжного процесса выяснилось, что против них девушку настраивал ее отец, Брайан Гюнтер. За несколько лет до того, во время игры в мяч, он пырнул ножом родственников одной из обвиняемых, и между семьями началась война. Чтобы нанести удар соседям, Гюнтер использовал родную дочь — заставлял ее вдыхать дым от горящей серы, избивал ее и втыкал в нее булавки. Запуганная Анна не смела никому рассказать, что творится у нее дома. Конфликты между односельчанами были первопричиной и многих других ведовских процессов. Воистину, вред от фольклорных существ не может сравниться с тем злом, которое способен причинить сосед через дорогу.

За религиозной революцией последовала еще одна, научно-техническая, которая нанесла традиционным верованиям сокрушительный удар. Мир уподобился часам, некогда заведенным Богом-механиком. Мерное тиканье заглушило песни фей. Новое рациональное мышление не оставило места для волшебства. В эпоху Просвещения отпала необходимость запрещать обряды и верования на законодательном уровне. Достаточно было высмеять их как удел глупцов. Отношение к суевериям напоминало реакцию седовласого ученого мужа, нашедшего свою детскую погремушку — иногда смущение пополам со снисходительностью, порой откровенная насмешка. Рациональному субъекту не должно возиться с игрушками и слушать сказки. Он обязан стремиться к развитию интеллекта, познанию окружающего мира, накоплению капитала.

Ричард Дойль. «Мухоморы и хороводы фей».

Эти предписания распространялись и на детей, которых, по мнению историка Филиппа Арьеса, еще недавно считали «маленькими взрослыми», отличными от своих родителей разве что ростом. Негативное отношение к роли сказок в воспитании юного поколения заметно, например, в трудах Марии Эджворт, писательницы конца XVIII — начала XIX века. В современной ей Англии влияние «низкой» культуры на элитную было по-прежнему сильно. Посредниками между селом и городом, между простонародьем и обособленным средним классом, являлись слуги. Няньки рассказывали детям сказки, которые сами когда-то слушали на коленях у матери — о фейри, о боггартах, о черных призрачных псах. Педагогов, даже таких либеральных, как Мэри Уолстонкрафт, смущала столь тесная близость прислуги к детям. Что если няньки и горничные привьют маленьким господам дурные, грязные привычки? Растление могло быть не только физическим, но и духовным. Сказки, по мнению просвещенных педагогов, будоражили детское воображение, не затрагивая интеллект. Позаимствовав метафору у Эджворт, их действие можно сравнить с ломтем хлеба, густо посыпанным сахаром, который нянька тайком приносит в детскую — пользы для организма никакой, только чувственное наслаждение. Для воспитания маленьких стоиков небылицы про фейри не годились, следовало заменить их более прагматичными историями. Так Мария Эджворт и поступила в сборнике рассказов «Помощник родителя» (1796). Традиционные сказочные мотивы здесь трактуются в более практичном ключе: фея-крестная не наградит сироток чудесным подарком, но научит их навыкам, необходимым, чтобы самостоятельно зарабатывать на жизнь. Суевериями же довольствуются только неудачники: «Тот, кто наименее уверен в собственных силах и не надеется добиться успеха своим трудом, всегда наиболее склонен верить гадалкам. Он рассчитывает не заработать, но получить даром. Не доверяя тем, чьими устами говорит здравый смысл, он полагается на тех, кто городит вздор».