Амадей покачал бритой головой.
– И как ты все успеваешь?
– Просто нужно меньше времени проводить в тренировочных залах, и больше за книгами и стратагемами.
– Поэтому я всегда был лучше тебя в бою, – засмеялся Амадей.
– Поэтому в решающий момент ты ничего не сможешь предложить кроме злобы и мускулов, – парировал Марк. – Дух и разум настоящего рыцаря должны быть так же крепки, как и его тело. Так учил капеллан Дорей.
– Дорей погиб на Кабанисе.
– Тем не менее, он был достойным учителем.
Немного помолчав, отдавая дань павшему воину, Марк заговорил вновь.
– Так ты примешь клятву имени вместе со мной?
– Почему бы нет, – ответил друг после минутных раздумий. – Отметить сегодняшний день чем-нибудь символическим и правда кажется чертовски хорошей идеей.
– Выбирай имя. Только давай без этих дурацких прозвищ, которыми ты награждал себя всякий раз, как возвращался из боя с очередным трофеем.
Амадей на секунду задумался.
– Имя Вер тебе о чем-нибудь говорит? Это тоже какой-то древний вождь. Пишут, что он был простым солдатом, но окончил свои дни правителем великой Романской империи. Славная легенда.
– Что я слышу, – поднял бровь Марк. – Да ты, выходит, книжник похлеще меня.
– Ерунда, – отмахнулся Амадей. – Наудачу взял в руки первый попавшийся том. Дочитал до десятой страницы и бросил. Этот Казабонус пишет чересчур уж забористо.
– Значит, решено. С этого дня ты – мой боевой брат и рыцарь Амадей Вер.
– Решено, – эхом откликнулся Амадей. – Отныне знаю тебя как Марка Веридия.
Рыцари скрепили договор, стиснув наручи друг друга.
Звук шагов прервал торжественный момент.
Показался Вордрейн. Его лицо, суровое и изборожденное морщинами словно кора старого дуба, было открыто. Шлем сержант держал на сгибе локтя.
– Рыцари, – позвал он. – Нас вызывают в стратегиум. Сам магистр желает говорить с нами и посветить в планы предстоящей операции.
Отделение подтянулось к своему командиру.
– Протестую! – воскликнул явно растерявшийся технодесантник. – Брат Вордрейн, эти юнцы еще не прошли обязательную тренировку управления боевым интерфейсом, и…
– Это может подождать, – отрезал сержант. – Мы вернемся сюда после получения приказов.
Калигон лишь покачал головой.
========== III ==========
Стратегиум «Владычества» был окутан мягким голубоватым светом. Он представлял собой просторное помещение, чьи своды поддерживались несколькими рядами колонн из зеленого мрамора. Их стволы покрывали позолоченные спиральные пластины, на которых ровной готической вязью были записаны славные деяния корабля. С крестообразных нервюров вниз таращились пустыми глазницами каменные черепа.
В отличие от множества других кораблей, стратегиум на флагмане капитула располагался отдельно от командного мостика и был связан с ним длинным прямым коридором. По мнению всех капитанов звездолета с момента его спуска со стапелей космической верфи Лузитании, это было лучшим инженерным решением для защиты командной вертикали. Они верили, что и мостик, и стратегиум способны выдержать нападение почти любого противника. Эта вера имела под собой все основания.
Франц Октавиан сидел за огромным круглым гололит-столом посреди зала. Сцепив под подбородком руки в замок, он неподвижно глядел прямо перед собой. Говорить он не любил. Стратегии, аргументы и тактические брифинги формировались в его мозгу длинными рядами, а наружу выходили только в виде кратких приказов и комментариев. Он больше любил слушать. Вердикты человека, обладавшего этим редким умением, зачастую были гораздо вернее решений десятка завзятых болтунов.
Вот и сейчас он сидел в обществе двух своих самых доверенных лейтенантов, и слушал как один из них выплескивает давно накопившиеся сомнения.
– Объясни мне, магистр, – бушевал космодесантник в черной как смоль броне. Его лицо скрывалось за жестоким оскалом маски-черепа. – Почему мы столь пристальное внимание уделяем этой системе? Здесь ничего для нас нет. Забытые со времен Долгой Ночи миры и труп звезды – вот наша награда? Врата Спокойствия – обширный регион. Тут можно найти имперские форпосты, на которых мы могли бы обосноваться, а не гоняться за призраками.
– Здесь не о чем спорить, Одрик, – парировал магистр капитула, продолжая глядеть в пустоту и не обращая внимания на собеседника. – Те миры, о которых ты говоришь, либо уже используются как базы Навис Империалис и других структур, либо их рекруты нам не подходят. Разве ты забыл, что случилось на Тускуле?
– Нет, – покачал головой Корнелий. – Но искать давно потерянные ветви человечества не кажется мне лучшей затеей.
– На нашем первом командном совете ты почти не возражал.
– Я думал, что у нас есть настоящий план. Или что ты не будешь скрывать его от меня. Проклятье, Октавиан, я тебя больше не узнаю! С каких это пор ты утаиваешь информацию от своего старого учителя? Я ведь верховный капеллан, и тоже имею право знать о ваших с Эревардом затеях.
– Осторожнее, Одрик, – в обычно бесстрастном тоне магистра прозвучали отдаленные громовые раскаты, и он пристально посмотрел на верховного капеллана. – Ты забываешься. Если я что-то утаил от тебя, на то были свои причины.
– Я отвечаю за духовную чистоту и целостность капитула. Как я могу направлять наших братьев, если я даже не знаю, какие цели преследует этот крестовый поход?
Октавиан бросил быстрый взгляд на третьего воина, стоявшего поодаль. Молодой космодесантник, отмеченный знаками, выдававшими его принадлежность к библиариуму, сделал шаг к столу в ответ на жест магистра.
– Наш повелитель прав, верховный капеллан, – произнес воин, доселе не проронивший ни слова. Его голос напоминал шелест листвы. – Этот поход задумывался с единственной целью: обрести землю под ногами и чистую кровь для продолжения наследия капитула. Существуют определенные знамения, которые, как я считаю, указывают именно на эту систему. Она хранит в себе ветвь человечества, утраченную еще со времен Долгой Ночи.
Эревард был самым молодым из присутствующих. Ему едва перевалило за сотню терранских лет, но он уже носил звание верховного библиария. Обстоятельство, подчеркивающее не столько плачевную ситуацию с личным составом, сколько талант самого Эреварда, ведь в капитуле служили библиарии старше него. Сам по себе этот факт нисколько ему не льстил, ибо псайкеру было присуще честолюбие совсем иного рода – страсть исследователя и энтузиазм ученого.
– Мы верим, что здесь сохранились незапятнанные цивилизации людей, – продолжил он. – К тому же… Тандрамар звучит иначе, чем все миры, которые я видел раньше.
Эревард поспешил прервать зарождающуюся реплику собеседника.
– Каждый мир для меня имеет свое звучание, индивидуальную симфонию, в которой отпечатывается его особенность и своеобразие. Мечты, помыслы, желания и инстинкты живых существ на его поверхности. Песнь Тускула была неправильной, искаженной. Словно кто-то намеренно вносил хаос в изначальную мелодию. Барабаны Кабаниса звучали, как зарождающееся извержение вулкана, как уничтожение всего сущего. Здесь же музыка… совершенна. Созидание и разрушение, свет и тьма сосуществуют в полной гармонии, – он закрыл глаза, стремясь облечь свои ощущения в подходящие по смыслу слова. – Я… Я не могу в полной мере передать это чувство тем, кто лишен дара.
– Дара, – Корнелий эхом выплюнул ненавистное слово. – Колдовство и домыслы – на этом строится твой расчет? Не вижу оснований для оптимизма, верховный библиарий.
– Довольно, – Октавиан поднял ладонь, призывая к молчанию. – Не только колдовство и домыслы привели нас сюда, Одрик. Я годами изучал апокрифы в подземельях Ордо Еретикус на Иксионе. Можешь догадаться, каких усилий мне стоило получить туда доступ. Я мог посвятить в свои исследования лишь верховного библиария. Эта тайна перешла к Эреварду с гибелью его предшественника.