С такими мыслями возвращался в свой родовой замок Ронан II, сеньор Гилленстерна, третий сын своего отца.
Уже четырнадцать лет он вел войну со своим кузеном, трижды проклятым негодяем и проходимцем Гвенаэлем, получающим щедрую поддержку от карнакского князя, давнего противника сеньоров Гилленстерна.
Как только северная зима разжала свои крепкие ледяные объятия и Трегорский залив стал свободен, кузен тут же снарядил подаренные его благодетелем драккары. Во главе лоскутного воинства наемников он высадился на южном побережье Гилленстерна и бросил свой вызов.
По всему выходило, что на этот раз у Ронана не было никаких шансов, однако судьба проявила редкую для себя снисходительность. Последнее сражение окончилось для его заклятого врага катастрофой, когда поднялась неожиданная для ранней весны метель, и замела его превосходящие силы, вставшие лагерем недалеко от столичного города. Ронан еще долго смеялся, вспоминая как после ночного налета гилленстернских рыцарей его родич уносил с поле боя ноги, словно побитая собака.
Такие приступы веселья нападали на него крайне редко, особенно в связи с войной. Удивительное дело, но Ронан воевать не умел и не любил, предоставляя это занятие своим приближенным рыцарям.
Отсутствие этого качества было весьма примечательно для тандрамарца, особенно северянина. Здесь наиболее ценилась сила, предприимчивость и воинский героизм. Именно эти качества ставили здешних правителей на вершину людской иерархии, а те из них, кто предавался гибельной лености и разложению, быстро теряли доверие своих вассалов.
Талант Ронана лежал в иной области Одутловатый, болезненный, неискусный в обращении с мечом, он с лихвой компенсировал свои физические недостатки политической прозорливостью и коммерческой жилкой. Именно благодаря этому он еще держался на плаву.
Вместе с тем сеньор Гилленстерна всегда ощущал некую двойственность в том, как окружающий мир проявлял себя в его отношении. С одной стороны, любовь матери. С другой – безразличие отца. Когда оба родителя покинули его, приходилось терпеть двоякое отношение своих земляков. Простой люд любил и уважал Ронана за его заботу о них. Многие вассалы же относились к нему в лучшем случае холодно, видя в нем олицетворение слабости и непрочности. Мало-помалу, Ронан начал ощущать подспудное презрение, которое многие из них к нему испытывали.
Однако, были и те, кто питал к сеньору искреннюю преданность. Верный Фальвиг, который ехал от Ронана по правую руку и чуть позади, был одним из них. Всего шестидесяти лет от роду{?}[Отсылка к тандрамарскому летоисчислению, в котором на один терранский год приходится 2.75 тандрамарских], он еще совсем недавно был безусым юнцом. Теперь он был первым рыцарем Гилленстерна.
Предок Фальвига заслужил рыцарские поножи еще при прадеде Ронана, и с тех пор его род верой и правдой служил своим сеньорам. Как многие выходцы из простолюдинов, он отличался скромностью и замкнутостью. Как истинный рыцарь, он истово верил в Сонм Богов и Героев, стараясь во всем подражать воителям древности.
Именно таких людей Ронан ценил больше всего. Не отпрысков древних рыцарских родов, которые, при всех своих умениях были отмечены заразой родового высокомерия, а простых, служивых людей. Уж они-то должны понимать свалившуюся на его плечи ношу.
– Славная охота, мой сеньор, – конь Фальвига поравнялся со скакуном Ронана. На его крупе покоилось изорванное знамя претендента. – Как жаль, что не удалось добыть голову самого супостата! Он снова вернется изводить нас через зиму-другую.
– Ты славно поработал, Фальвиг, – рассмеялся в ответ Ронан. – Не в каждой битве удается добыть голову вражеского полководца, и уж тем более не в этой. Боги и так слишком сжалились над нами, послав эту бурю. После такого разгрома враг поостережется в следующий раз совать сюда свой нос.
– Хотелось бы верить, мой сеньор. В любом случае, мое копье и мой меч всегда будут к вашим услугам.
– Не сомневаюсь в тебе, Фальвиг.
Процессия из нескольких сотен рыцарей, наемников и прислуги, составлявших армию сеньора Гилленстерна, приближалась к столичному городу. Ронан уже отдал распоряжения своим сенешалям подготовить замок к предстоящим празднествам. Простой люд возрадуется, узнав о его победе, а для родовитых вассалов не помешает устроить демонстрацию радушия и могущества, чтобы расположить к себе их переменчивые настроения.
Ронан разослал гонцов в разные уголки своего феода, где в замках на отшибе деревень и небольших городков правили от его имени меньшие сеньоры. Все они должны были присутствовать при триумфе.
Проезжая вдоль зарослей северного кедра, сеньор вспомнил свой разговор с прелатами накануне. Они якобы заметили в утреннем небе новые светила и истолковали это как счастливый знак свыше. Ронан все думал, что может быть лучше давешней победы, и представил, как корабль, уносящий Гвенаэля прочь от берегов его земли, тонет в волнах Трегорского залива, известного в это время года жестокими штормами. От этого настроение окончательно улучшилось, и он, пришпорив коня, помчался по дороге галопом. Длинный шарф, защищавший толстую шею от беспощадных вечерних морозов, повис на груди кольцами, но полководец не обратил на это внимания.
Он придержал поводья только когда пересек деревянный частокол городской стены. Вот он, его город – Кэр-Туаран. Город Башни, как его называли заморские странники, поднимавшиеся каждую весну по лабиринту рек и озер в столичные гавани. Они приезжали со всех концов земли. Из соседнего Калистрада, известного своим разнообразием прочного камня. Из Арморики, чьи оружейники славились на весь мир. И из великолепной Атрии, которая все еще несла на своих плечах наследие древней империи, чьим сердцем она когда-то была. Были времена, когда в гавани Кэр-Туарана заходили корабли из далекого Мирмундура, но сам Ронан в это не верил. Никто не смог бы жить к северу от Драконовых гор, не говоря уж о том, чтобы основать там целое королевство. Мирмундур, безусловно, был выдумкой заядлых сказочников.
День подходил к концу, городские ремесленники и торговцы уже успели позакрывать свои лавки. Тем не менее, почти все жители города – а это без малого пять с половиной тысяч душ – вышли поприветствовать своего сеньора, поглазеть на процессию победителей и, наконец, обнять родных. Толпа собралась на главной улице города, слишком узкой, чтобы вместить ее всю в пространстве между каменных домов с остроконечными крышами.
Это было его слабостью. При всей своей сдержанности Ронан наслаждался подобными сценами. Часто пренебрегаемый собственным отцом, третий сын чувствовал вечную потребность быть в центре внимания, ощущать свою важность и нужность для простых людей. Он еще сильнее придержал поводья, переводя своего коня на шаг, смакуя взгляды и овации.
Наконец, впереди показалась круглая замковая башня, в честь которой город получил свое прозвище. Завернув за угол, Ронан остановился перед каменной стеной с небольшим барбаканом, отделенной от городских кварталов сухим рвом.
По сигналу деревянный мост опустился, и триумфатор въехал во внутренний двор. Следом проскакал Фальвиг и остальные рыцари авангарда. Юноша помог своему господину спешиться, и принял его меч.
– Я позабочусь о солдатах, мой сеньор, – произнес Фальвиг, и направился к остальной процессии.
Махнув ему рукой, Ронан размашисто двинулся к замковым дверям
.
***
Изгнанник летел над лесами, холмами и деревнями, возрождая в памяти почти забытые пейзажи.
Все изменилось, но в то же время осталось прежним. А ведь как все могло бы преобразиться, окажись эта земля под властью Первозданных Владык!
Как бы заплодоносил этот сумрачный снежный лес! Сколь многими красками заиграла бы серая жизнь скотоводов и земледельцев! Какое множество путей сулила бы людям их новая судьба! Сколько возможностей для кровопролития открылось бы перед рыцарями, которые возводят культы вокруг своих воинственных предков!