Тряхнув головой, словно пытаясь избавиться от наваждения, я решил заняться более полезным делом. Мне нужно было узнать как можно больше об этом мире, прежде чем отправляться в академию. Знания — вот что мне сейчас необходимо.
Уверенным шагом я направился в большую библиотеку, которую помнил по воспоминаниям Ивана. Массивные двустворчатые двери поддались с протяжным скрипом, словно неохотно впуская меня в святилище знаний.
Библиотека поражала своими размерами и величием. Высокие, до самого потолка, стеллажи из темного дерева возвышались как молчаливые стражи, хранящие тайны веков. Книги всех размеров и цветов теснились на полках, их корешки мерцали в полумраке, обещая раскрыть свои секреты тому, кто осмелится их потревожить.
Витражные окна, пропускавшие лучи солнца, создавали причудливую игру света и тени. Воздух был густым от запаха старой бумаги, кожаных переплетов и пыли.
В центре комнаты, словно алтарь в этом храме знаний, возвышался огромный стол из красного дерева. Его поверхность была завалена раскрытыми книгами и свитками, некоторые из которых свешивались с краев, готовые соскользнуть на пол при малейшем дуновении ветерка. Рядом стояло массивное кресло с высокой спинкой, обитое потертым бархатом цвета бургундского вина. Его подлокотники были отполированы до блеска, свидетельствуя о долгих часах, проведенных кем-то в глубоких раздумьях.
Я медленно подошел к ближайшему стеллажу. Мои пальцы скользнули по книгам, ощущая шероховатость кожи и прохладу металлических букв. «История Империи», «Законы магии», «Искусство управления перстами» — названия манили меня, обещая раскрыть тайны этого нового мира.
Глаза загорелись жадным огнем. Вот оно — ключ к пониманию этого мира и обретению власти в нем.
Схватив несколько наиболее интересных книг, я устроился в кресле. Открыв первый том, я погрузился в чтение, жадно впитывая информацию о структуре власти в Империи, о законах, регулирующих использование магии, о правах и обязанностях носителей меток. О проблемах одержимости людей демонами.
Страницы шелестели под моими пальцами, а время, казалось, остановилось. Я был настолько поглощен чтением, что не заметил, как день сменился вечером, а затем и ночью. Лишь когда скрип открывающейся двери прорезал тишину библиотеки, я оторвался от книг, моргая, словно сова, внезапно выпущенная на свет.
В дверном проеме стояла Ольга, держа в руках поднос с дымящимся чайником и легкими закусками. Ее силуэт, освещенный сзади мягким светом свечей из коридора, казался почти призрачным. Она шагнула в комнату, и звон фарфора нарушил тишину, когда она поставила поднос на край стола.
Не спрашивая разрешения — да и с чего бы ей это делать в собственном доме? — Ольга грациозно опустилась в кресло напротив меня. Ее движения были плавными, но в них чувствовалась решимость.
— Ну что, демон, — начала она, ее голос был низким и чуть хриплым, словно она долго молчала, — нашел что-нибудь полезное для себя?
Эта наглая девчонка говорила так, будто точно знала, кто я такой. Ее глаза, казавшиеся почти черными в полумраке библиотеки, буравили меня, словно пытаясь проникнуть в самую душу.
— О чем ты говоришь? — попытался я изобразить непонимание, но даже для моих ушей это прозвучало неубедительно.
Ольга фыркнула, и этот звук был полон презрения:
— Брось эти игры, — она подалась вперед, и свет от настольной лампы осветил ее лицо, подчеркивая острые скулы и решительно сжатые губы. — Я не слепая и не глухая. Мой брат умер, а ты… ты нечто совсем иное. Признайся…
Я смотрел на нее, чувствуя, как внутри меня борются противоречивые желания. Часть меня хотела солгать, продолжить игру в любящего брата. Но другая часть… другая часть жаждала сбросить маску, показать свое истинное лицо. Это желание было почти физическим, оно жгло меня изнутри, требуя выхода.
— Мое имя Велиал, смертная, — прорычал я, чувствуя, как клыки удлиняются во рту. — Я был одним из приближенных Люцифера, пока меня не изгнали. А теперь я застрял в этом жалком, слабом теле твоего никчемного брата. Его душонка, должно быть, уже корчится в адском пламени, если только она не была слишком ничтожной даже для…
Не успел я закончить фразу, как почувствовал обжигающую боль на щеке. Звук пощечины эхом разнесся по библиотеке. Ольга вскочила с места и стояла передо мной, ее рука все еще была поднята, а в глазах плескалась буря эмоций — гнев, боль и… слезы?