Недолго думая, я зажал ей рот ладонью и ринулся с ней в свою палатку. Ее глаза возмущенно расширились, но вырваться она не пыталась. Лишь сверлила меня яростным взглядом, будто пыталась испепелить на месте. Но мне было плевать — главное, убраться подальше от любопытных ушей.
Очутившись внутри, я бережно усадил перста на койку и, склонившись к самому лицу, процедил ледяным тоном:
— Придержи язык, дерзкая. И откуда, позволь узнать, тебе ведомо о моем происхождении?
Медленно убрав руку с ее губ, я грозно нахмурился. Но дикарку было не пронять. Она лишь ухмыльнулась и, прищурившись, произнесла с издевкой:
— Можешь не сомневаться, мне все известно. Моя работа — ведать, изгонять таких, как ты. Иногда, призывать. Но ты, я вижу, не просто низший бес без имени. Не рядовой воин ордынский, а сам хан, в смертную плоть облаченный!
От ее слов у меня мороз по коже пробежал. Вот же ведьма! И ведь не поспоришь — права, как есть права. Только кто ж ей такие тайны открыл, интересно?
А перст меж тем склонила голову набок и уставилась мне прямо в глаза. В бездонных омутах заплясали веселые черти — не иначе, потешается, зараза. Ишь, как щурится лукаво!
— Слушай внимательно, — процедил я, нависая над ней грозной тучей. Голос мой упал до зловещего шепота. — Если посмеешь хоть слово молвить о моей сущности — мигом назад, в бездну, отправишься. Ясно?
Но куда там! Дикарка лишь фыркнула и закатила глаза. Ни капли почтения, ни грамма страха. Будто не с темным владыкой разговор ведет, а с мальчишкой несмышленым!
— Можно подумать, напугал! — бросила она, пренебрежительно махнув рукой. И тут же прищурилась, в притворной задумчивости постукивая пальцем по подбородку. — А ты, часом, не за тем ли меня воскрешал, чтобы выгоду поиметь? Знаю я вас, тварей преисподней. Везде выгоду ищите!
Вот же язва степная! И это после всего, что я для нее сделал? Спас, можно сказать, от вечных мук! Смеет еще в корысти обвинять. Но даже моему бесконечному терпению приходит конец.
— Договоришься у меня, — прорычал я, до хруста стискивая кулаки. Того гляди, в кровь ладони искрошу. — Забыла, с кем речь ведешь?
Но она и бровью не повела. Напротив, вскинула подбородок и уставилась на меня в упор. Дерзко так, вызывающе. Было очевидно, что ее не пронять какими-то там угрозами. Чего только не повидала за свой короткий век. Даже смерть — и ту встретила, не дрогнув. С ней иначе нужно, по-особенному.
Я хищно улыбнулся и, схватив ее за руку, рывком поднял с койки. А затем ловко поднырнул вниз и уселся сам, скрестив ноги. Вольготно так растекся по тюфяку, будто меж нами и не искрило вовсе.
— Можешь моститься, где хочешь, — ухмыльнулся я, кивнув на крохотное пространство палатки. — Хочешь — ступай к перстам, вон там шатер их. Только учти: они тебя живо на место отправят. В котел геенны огненной, без лишних разговоров!
Перст прищурилась, но промолчала.
— А сбежишь — продолжал я как ни в чем не бывало приподняв руку и медленно сжав кулак.
В тот же миг перст захрипела и схватилась за горло, отчаянно борясь за глоток воздуха. Глаза ее расширились от ужаса, а лицо побагровело от натуги. Но я был неумолим.
— Теперь ты не просто перст, — прошипел я. — Теперь ты еще и восставшая из мертвых. Я вдохнул в тебя жизнь, я блуждал в лабиринтах небытия, отыскивая твою заблудшую душу! Так что будь добра — успокойся и прояви покорность. Если хочешь возмездия — прими мою помощь. Иного пути у тебя все равно нет.
С этими словами я разжал хватку. Дикарка обмякла и судорожно втянула воздух, хватая его ртом, точно выброшенная на берег рыба. В темных глазах заклубилась бессильная ярость.
Усмехнувшись, я отстранился и, растянувшись на тюфяке, прикрыл глаза. Но сам… сам был словно сжатая пружина. Каждый мускул звенел от напряжения, готовый в любой миг сорваться.
Я ждал броска, нападения. Знал, на что иду, связываясь с этой ведьмой — и все же польстился. Сам виноват.
Тело Ивана — единственное, что способно послужить мне вместилищем. Потерять его — значит, обречь себя на вечные скитания меж мирами. На муки похуже адовых. Нельзя его потерять.
— Меня зовут… — вдруг прошипела она, с трудом ворочая языком. Голос звучал хрипло, будто перетертый наждаком. — Меня зовут…
Я затаил дыхание. Ну же, договаривай!
— Ситка, — буркнула она, отводя взгляд. — Меня зовут Ситка.
Хм, странное имя. Я невольно улыбнулся.
Вскоре усталость взяла свое. Мерное дыхание Ситки убаюкивало, веки наливались свинцом. И я незаметно для себя уплыл в царство сновидений, провалился в спасительную темноту.