Он скользнул по мне оценивающим взглядом и фыркнул:
— Хотя, признаться, в это верится с трудом. Тощ, бледен, да и вообще на последнем издыхании, как погляжу. Мы-то думали, Агриппина Дмитриевна, он уже и вовсе приказал долго жить!
— Да-да! — поддакнул Дмитрий, ухмыляясь. — То-то было бы славно! Глядишь, и вам бы свезло пристроить вашу красотку Ольгу к какому приличному семейству. А то ведь засидится в девках-то, ха-ха!
Ольга метнула на него испепеляющий взгляд и поджала губы, но смолчала. Я уже был готов обложить этих двоих отборным матом. Однако память Вани услужливо подсказала, что связываться с Шереметьевыми — себе дороже… может пострадать семья. Слишком уж влиятельны, слишком близки ко двору. С этим нужно повременить!
— Благодарю за заботу, — процедила матушка сквозь зубы. — Однако вынуждена вас огорчить. Мой сын жив и, как видите, вполне здоров. Более того, он станет лучшим учеником Академии, помяните мое слово! И все векселя мы погасим, до последней копейки.
— О, не сомневаюсь! — притворно восхитился граф. — С вашими-то талантами, голубушка… К перезакладыванию фамильных ценностей, например!
И весь двор огласилась издевательским хохотом отца и сына Шереметьевых. Однако мать невозмутимо выдержала этот натиск.
— Что ж, раз уж мы все прояснили — не смею вас более задерживать, господа. Как видите, мы собираемся с сыном в дорогу. В Академию!
Граф скрипнул зубами и процедил:
— Ну что же, не смеем препятствовать! Но знайте, Агриппина Дмитриевна, от нас так просто не отделаетесь! Эти векселя — они никуда не денутся. Либо деньги, либо поместье — выбирать вам!
Наконец они направились на выход. Я смотрел, как они садятся в свою роскошную карету. Она была настоящим произведением искусства: отделанная темным лаком, с золотыми узорами и гербом Шереметьевых на дверцах. Кони, запряженные в нее, были под стать — вороные, с лоснящимися боками и гордо поднятыми головами.
Когда карета тронулась, поднимая клубы пыли, Дмитрий высунулся из окна и крикнул:
— До встречи в Академии, Ведминов! Посмотрим, как долго ты там продержишься!
Я стоял, сжимая кулаки, и смотрел, как карета исчезает за поворотом. Внутри меня бушевала буря эмоций: гнев, стыд, решимость. Я, Велиал, один из могущественнейших демонов ада, не позволю каким-то смертным унижать меня и мою… семью.
Ольга подошла ко мне и положила руку на плечо.
— Не позволяй им залезть тебе в голову, — сказала она тихо. — Мы справимся. Мы должны справиться.
Не успела пыль, поднятая роскошной каретой Шереметьевых, осесть, как во двор въехал другой экипаж. Контраст был разительным: если карета графа сверкала лаком и золотом, то этот экипаж выглядел так, словно повидал лучшие дни еще при прадеде нынешнего императора.
Краска на боках облупилась, обнажая потрескавшееся дерево. Колеса, казалось, вот-вот развалятся, издавая жалобный скрип при каждом обороте. Лошади, тощие и понурые, едва волочили ноги.
— Матушка! — воскликнула Ольга, всплеснув руками. — Зачем вы так потратились, наняв карету? Пусть бы ехал на коне!
Агриппина Дмитриевна вздохнула, поправляя выбившуюся прядь волос:
— Много вещей и книг нужно перевезти разом, а не довозить потом. Один раз можно и потратиться. Да и кони те… дохлые!
Я смотрел на этот жалкий экипаж, чувствуя странную смесь эмоций. С одной стороны, демоническая гордыня возмущалась такому унижению. С другой… я ощущал что-то вроде благодарности за эту жертву, на которую пошла семья ради меня.
— Спасибо, матушка, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал искренне. — Я… ценю это.
Агриппина Дмитриевна улыбнулась, в ее глазах блеснули слезы:
— Ох, Ванечка, — она обняла меня, и я снова почувствовал это странное тепло в груди. — Только береги себя там, хорошо?
Слуги начали грузить вещи в экипаж. Чемоданы, сундуки с книгами, какие-то свертки — все это с трудом умещалось в тесном пространстве. Кучер, пожилой мужчина с седой бородой, озабоченно качал головой, явно сомневаясь, выдержит ли его развалюха такой груз.
Пока шла погрузка, матушка настояла, чтобы я плотно позавтракал.
— Дорога долгая, — приговаривала она, подкладывая мне на тарелку блины с вареньем. — Нужно набраться сил.
Наконец, все было готово. Я стоял у экипажа, чувствуя, как внутри растет нетерпение. Новая жизнь ждала меня, полная вызовов и возможностей.
— Ну, с Богом, — сказала матушка, крестя меня.
Я едва удержался, чтобы не отшатнуться от этого жеста, но вовремя вспомнил, что должен играть роль.