Как падучая звезда летней ночью, упал меч Беовульфа, вонзившись острием в землю, глубоко рассекши пропитавшийся кровью дерн. Из-под личины его опустевшего огромного шлема послышатся тихий заунывный вопль — это съеживались, растягивались и лопались те мехи, что давали дыхание жизни костяной опоре его груди, они трещали в столбе жгучего, текучего пламени, который мгновение назад был Беовульфом, первым поединщиком среди всех язычников, что живут вокруг моря Удд.
Струя пламени убралась так же быстро, как плеснула вперед, и на земле мы увидели пред собой только гордый шлем с вепрем, светлый меч, чадную груду полусплавившихся металлических колец и рассыпавшуюся кучку обожженной кожи и обгорелых костей. Страшный вопль — вопль раненого чудовища — поднялся среди разъяренных воинов Ллоэгра. Отважный родич павшего героя, Виглаф, сын Веохстана, рванулся вперед, собрал останки своего любимого владыки и отнес их прочь на своем щите. Пока все это творилось, ряды воинов Ллоэгра безмолвно стояли на месте, оцепенев от зрелища.
Я и сам был немало напуган, и хриплый смешок у меня над ухом застал меня врасплох.
прошептал мне на ухо Руфин. — Красноречивое зрелище, ничего не скажешь Хотя, правду говоря, это средство обычно применяется при разрушении осадных машин, деревянных подставок баллист и всякого такого при штурме укрепленных городов. Однако всегда можно применить старое оружие и по-новому. Ты же знаешь, Мердинус, я отнюдь не мимолетно интересовался такими орудиями войны.
Я в изумлении обернулся. Рядом со мной стоял трибун с видом величайшего удовольствия. По соседству стояла медная трубка длиной с копье на легкой раме на колесах. Из ее зева тянулся чадный дым, в воздухе стоял резкий запах.
— Опять твоя работа, Руфин? — спросил я, слегка ошарашенный зрелищем, которое ошеломило нас не меньше, чем врагов.
— Боюсь, опять моя вина! — весело ответил он. — Видишь ли, поскольку делать было нечего и серьезной атаки мы не ожидали, я не мог удержаться и не загрузить людей работой по сооружению этих игрушек. Думаю, мои опытные сотоварищи посмеялись бы над ними.
— Но как ты умудрился выпустить эту страшную струю пламени так далеко и так ужасно? Что так яростно горит? Это мехами раздувают? — с горячим любопытством расспрашивал я.
— Это, друг мой, в войсках называют «масло Медеи», поскольку в старину Медея говорила царю Пелию, что именно такое масло вернет ему молодость, так как тот, кто встречается с его жизненным теплом, получает новую жизнь. Это изобрел некий Прокл, афинский ученый. Он изготовлял его для императора римлян во время мятежа Виталиана[200]. Сам я узнал его формулу и подробности конструкции и работы этой трубки от искусного инженера по имени Теодор, с которым мне довелось познакомиться, когда я служил под началом Гермогена на востоке. Нет, мехи тут не нужны. Вот этот воин — мой сифонарий, а горючая смесь в основном состоит из серы, битума и нафты, которую поджигают… Боюсь, тут не место и не время рассуждать о химических основах, да и не мне выдавать государственную тайну. Я отвоевал нам небольшую передышку, которой мы должны незамедлительно воспользоваться.
— Что ты предлагаешь? — спросил я. — Мне кажется, что бы мы ни попытались сделать, положение наше отчаянное. — Я видел вокруг нас лес копий, а наши собственные люди, хотя и воодушевленные гибелью языческого поединщика, были изранены и малочисленны.
— Верно, такое соотношение сил я бы по доброй воле не выбрал, — согласился трибун, — но мы все равно должны сделать все, что можем. Эта крепость стала для нас смертельной ловушкой, поскольку если бы у врага мозгов хватило поставить на стенах лучников, так они просто бы перестреляли нас как собак поверх голов своих людей.
Старый солдат повернулся к королю и, приветствовав его, обратился к нему с такими словами:
— Мне кажется, государь, нам было бы неплохо сейчас пробиться к тем воротам, что лежат впереди, прежде чем враги соберутся с силами. Сейчас нашим людям перепала толика времени приободриться и перевести дух Ежели ты примешь мой совет, о король, то воодушеви их словами вроде: «Римляне! Сограждане! Двинемся же вперед мужественно и непоколебимо, покажем врагу нашу силу, пусть видят, что перед ними люди, которые скорее сами будут убивать, чем дадут убить себя. Наши враги всего лишь варвары, они не из камня или бронзы, которых не рассечешь, не из железа, которое не устает и ничего не чувствует. Не допустим взять ворота — и этот день еще будет наш!»
Я понимал, что нет ничего хуже, чем стоять как бараны, ожидая ножа мясника, и потому вместе с Талиесином стал уговаривать короля исполнить просьбу трибуна. Мэлгон гневно и мрачно огляделся, возвышаясь надо всеми на голову, и высоко поднял Красного Дракона над головами своих воинов.
— Вперед, воины Кимри, воины бриттов! Разве не пили вы светлого меда на пиру в моем чертоге? Встанем же и ударим на бледноликих, будем каждый как сотня! Пусть реки крови забурлят перед вами, как мед, что вы пили, смеясь, на пиру! Рубите тела быстрыми мечами, стремитесь вперед, как змеи со страшными жалами, неситесь вверх по холму, как дикие вепри!
На эти слова воины, окружавшие своего государя, ответили громогласным боевым кличем, и госгордд Мэлгона Гвинедда яростно двинулся вперед через боевой туман, прорвался сквозь восточные врата на зеленую траву вала. Сто тысяч воинов Ллоэгра были взбешены тем, что их поединщик погиб от пламени и враг вырвался из их когтей. И тогда Кинуриг вывел своих людей из крепости и повел вокруг вала, окружив бриттов. Они нападали бесчисленными полчищами со всех сторон, нанося удары копьями, так что многие пали мертвыми в луже собственной крови за стеной своих же щитов.
Казалось, нас вот-вот раздавят числом, и все, что могли сделать наши воины, — это только огородить маленький пятачок земли вокруг короля и боевого стяга Кимри щетиной копий и стеной беленых щитов. Перекрывая злобный свист и визг копий и стрел, крики раненых, звон мечей по расколотым щитам, прогремел боевой клич Мэлгона Гвинедда. Среди тучи меловой пыли, летящей с разбитых щитов, слышался отважный боевой псалом благословенного Киби, и в багряном тумане бьющей крови пел Талиесин древнюю песнь «Монархия Придайна» Кровь струилась по его лицу, но он пел во имя своего ауэна.
Все это с самого начала предвидели прорицатели, но все равно Кимри не отступали перед бледноликими язычниками. Прежде чем быть убитыми, они убивали, они гибли один за другим, те, кто уже никогда не вернется в милые свои дома. Как же горько было мне, Мирддину маб Морврин, наблюдать страшное побоище при Динайрте! Я видел, как шли вперед воины Кантрер Гвэлод, я целый год пировал вместе с ними, когда пили они свой заслуженный мед, я слышал их отважную похвальбу. Как жестока эта повесть, с какой скорбью я жаждал иного исхода!
Жестоко было ложе павших, и ни единый рожденный матерью не пришел им на помощь. Как же долго будут оплакивать их, как же будут тосковать по ним, павшим яростным воинам Севера, ушедшим из прекрасного края, где льется вино на пирах! Знаменит был пир, который устроил Гвиддно Гаранхир в чертоге своем у моря Регедского, и дорого же был он оплачен у Динайрта! Горька была награда героям!
200
Виталиан — талантливый полководец, в 513 году поднял восстание против императора Анастасия.