– После похищения детей вы не думали снять кандидатуру? – спросила его бойкая журналистка, представляя молодёжную, по большей части вульгарную, однако популярную газету.
– Я сейчас не в состоянии ответить на данный вопрос, – стараясь выглядеть обаятельным, ответил ей Кандидат.
– Вас очень хотят убрать с гонки, раз прибегают к таким методам?! – не то спросил, не то воскликнул молодой и темпераментный репортёр телевидения.
– Согласен с вами, – кивнул ему Кандидат. – Кому-то очень не нравятся патриоты России…
Циничный газетный журналист наклонился к старому приятелю.
– Теперь его шансы возрастут, – тихо подметил он.
– А меня забавляет, – неприятная усмешка скользнула по горбоносому лицу его приятеля. – Как легко нашлись дети. Похитители просто оставили их в этом месте. И никто ничего не знает.
– Трюк саморекламы? – внимательно глянул в его лицо циник.
Его собеседник презрительно скривил полные губы.
– Прикинуть ставки и страсти тех, кто за ним… – он не стал заканчивать мысль, глазами проследил за казначеем команды Кандидата.
Казначей старался не привлекать к себе внимания. С дипломатом в руке он отошёл к неприметной серой «Ладе», остановленной в стороне, как будто случайными свидетелями происходящего. Огни в машине были потушены, но казначея в ней ждали. Он живо устроился на заднем сидении, плотно прикрыл дверцу. На коленях распахнул дипломат, и Вадим в зеркальце над лобовым стеклом увидел в дипломате уложенные в ряд пачки денег, посмотрел на товарища. Игорь нервно поигрывал на руле пальцами, в окно с опущенным стеклом неотрывно наблюдал за женщиной и детьми, которых наконец-то оставили в покое все репортёры.
– Как договаривались, – казначей обратился к Вадиму, как к человеку, с кем и надо решать деловые вопросы. – Будете пересчитывать?
Вадим повернулся к нему, вынул из дипломата пачку с новенькими банкнотами, встряхнул её, взял ещё одну, после чего сам захлопнул крышку дипломата.
– Всё оказалось просто. Проще, чем мы рассчитывали.
Казначей оживился.
– Вы могли бы помочь истинным патриотам включиться в борьбу…
– Мы частный сыск, – прервал его Вадим.
– Тошнит от политиков! – грубо вмешался Игорь, и левая щека его сильно дёрнулась.
Казначей был не глуп, не стал настаивать. Едва он выбрался из салона, Игорь резко сорвал машину с места. Развернул вокруг казначея, который от испуга отпрыгнул, и погнал по направлению к рассеянному туманом сиянию, которое накрывало огромный и невидимый город.
– Мои такие ж, – высказался Игорь нервно, с кривой улыбкой.
– Так и не даёт видеться? – осторожно поддержал тему Вадим, понимая, что товарищу надо выговориться.
– Ты ж знаешь. Считает меня психом… А я не псих, никогда им не был. Я болезненно переживаю… Разве психи могут так водить машину?
И он выжал на ночной, свободной, но застланной туманом дороге всё, на что та способна. А способна она была на многое. Так, наверно, несётся самолёт в облаке, думалось Вадиму, и он надеялся на шоссе, ровное, как стрела.
– Мы в Афгане друзей теряли… – сказал Игорь и смолк.
– Я помню, – раздельно выговаривая слова, поддержал его Вадим. – Он в газетах нас дерьмом поливал.
Игорь отвлёкся от шоссе, взглянул на него и начал сбавлять скорость.
– Деньги нам пригодились бы, – как бы извиняясь, заметил он. – Давно столько не давали.
– Да хрен с ними, – показал, что об этом думает Вадим. – Не будет напоминать, что нас поимели.
– Мы просто сделали свою работу, – согласился товарищ.
– И получили доступ к базе части данных полиции.
– Протухлых данных.
– Как воспользуемся.
Солнце выглянуло из-за кучевого облака, расцветило отвесную горную стену и склон над ней на протяжении всей видимой дуги дороги. На границе видимости стена переходила в навесную, зависающую скалу, а справа от дороги открывался, тревожил взор глубокий обрыв, накрытый тенью и мрачный, как бездна. Вокруг были горы, горы и горы.
– Не находишь, что Кавказ остаётся прекрасным, как при Гомере? – заметил светловолосый, с загорелым лицом мужчина, останавливая «Волгу» на краю дороги. Голубыми глазами, в которых угадывалась и усталость, и сильная воля, он бросил взгляд на укреплённый между сидениями чёрный ящик с полусферой, а точнее, в глаз-объектив, который выступал из полусферы. Этот-то глаз-объектив и был его единственным и благодарным слушателем, всё время доброжелательно любопытным. – Я всегда выбирал работу в горах. Почему? Пораскинь-ка над этим своими электронными мозгами. А я пока разомнусь.