— Хорошо, я все выполню так, как Вы этого хотите.
— Вот и отлично! Ступай! Деньги возьмешь у Мерцила. И не медли, пожалуйста. Завтра же утром отправляйся к Августу.
Аврелий покинул спальню профессора и направился на поиски Мерцила. Он обошел весь дом и, не найдя его, пошел через сад к где-то затерявшейся в его глубине хижине. Ему стоило немалого труда отыскать ее. Крошечный дворик оказался обнесенным невероятно густой живой изгородью, сквозь которую молодой человек едва смог различить то, что находилось внутри. Когда же ему удалось продраться сквозь густой кустарник и заглянуть во двор, он увидел там Мерцила, сидящего на низкой скамье с маленьким ребенком на руках, а рядом с ним красивую молодую темноволосую женщину. Чуть в стороне, сидя прямо на земле, уже знакомая Аврелию Тания, что-то с увлечением лепила из глины. Юноша еще раз обошел изгородь пока не обнаружил, наконец, маленькую калитку, так же покрытую густой зеленой порослью. Некоторое время он постоял в нерешительности, но потом, набравшись духу, все-таки открыл ее. Появление молодого человека во дворе вызвало шок у находившихся там людей. Юноша, прижав ладонь правой руки к сердцу, а левую руку вытянув прямо перед собой с раскрытой ладонью, как бы давая понять добрую волю своего визита, извинительным тоном сказал:
— Не бойтесь, прошу Вас. Я не желаю Вам ничего плохого. Мерцил, я всего лишь искал тебя, чтобы сообщить, что хозяин пришел в себя, и ему стало гораздо лучше.
На лице Мерцила отражалось неподдельное недоумение и растерянность. От неожиданности он на какое-то время потерял дар речи. А в глазах женщины можно было прочитать только ужас. Она выхватила из рук Мерцила ребенка и прижала его к груди, показывая, что будет защищать его, чего бы ей это не стоило. Обстановку разрядила Тания. Увидев Аврелия во дворе своего домика, она оставила свое занятие, и с радостным криком бросилась в объятия молодого человека.
— Аврелий, ты пришел! Как я рада! Проходи же, я познакомлю тебя с моей мамой!
Эта сцена вызвала у взрослых еще большее недоумение. Обретший, наконец, дар речи Мерцил, спросил, обращаясь одновременно к дочери и к молодому человеку:
— Вы знакомы? Но откуда, как? Ты знал, Аврелий?
— Успокойся, мой друг, — ответил юноша, — мы с твоей дочкой познакомились только сегодня утром. Вот при каких обстоятельствах, я тебе не скажу. Это наш с нею маленький секрет. Должен сказать, что у Вас с Зоей очень воспитанная и умная дочь, и Вы вправе гордиться таким ребенком.
Слушая молодого человека, Мерцил бросил укоризненный взгляд в сторону дочери и покачал головой. А меж тем, Аврелий продолжал говорить.
— Не надо ругать Танию. Она поступила так, как должно было поступить, и честно мне все рассказала. Только не пойму, Мерцил, зачем тебе понадобилось скрывать свою семью? Они вполне могли бы жить в доме в гораздо более комфортных условиях, чем здесь.
— Да, возможно ты и прав, но боюсь, хозяину это вряд ли понравилось бы. Поклянись мне, что ничего ему не расскажешь.
— Да я готов поклясться, только объясни мне, пожалуйста, чего ты боишься. Вы с Квинтом столько лет вместе. Я всегда считал, что Вы близкие друзья.
— Тания, чего стоишь, — обратился Мерцил к дочери, — принеси для гостя скамью!
Девочка тут же сорвалась с места, и вприпрыжку помчалась в дом выполнять распоряжение отца.
— А ты, дорогая, — обратился он к жене, — принеси нам чего-нибудь выпить.
Женщина посадила сынишку рядом с отцом, и, встав, направилась в дом. Аврелий невольно залюбовался ее стройной фигурой, облаченной в длинную столлу, которая только подчеркивала ее грациозный стройный стан.
— Тебе можно позавидовать, старина! — Воскликнул юноша. — Она настоящая красавица. Вы давно вместе?
— Скоро четырнадцать лет.
— Как же тебе удалось так долго скрывать свою семью?
— Зоя была рабыней на соседней вилле. Однажды я, выполняя поручение Квинта, увидел ее там, и был поражен красотой юной гречанки. Мы стали встречаться. Благо ее хозяева оказались очень добропорядочными людьми, что большая редкость среди римлян. Пожилая матрона относилась к своим рабыням, скорее как к приемным дочерям. Когда же наши с Зоей отношения зашли слишком далеко, и вот-вот должна была появиться на свет Тания, госпожа и вовсе освободила Зою от всяких домашних обязанностей. Дело в том, что боги не дали ей дочерей, о которых она мечтала всю жизнь, а сыновья, став взрослыми, разъехались по дальним провинциям. Эта добрая женщина окружила Зою заботой и лаской, а когда родилась Тания, то нянчилась с ней, как будто это была ее собственная внучка. Так продолжалось долгое время. Потом родился Филипп, и все было замечательно до того момента, когда женщина тяжело заболела и вскоре умерла. Перед смертью она умоляла мужа дать Зое с детьми вольную, или, хотя бы не разлучать нас. Он, в общем-то, неплохой человек, но патрицианские предрассудки оказались выше. Он отказался отпускать рабов на волю. Я был в отчаяние, не знал, что мне делать.