Квинт достал из сундука что-то, напоминающее глухой свитер с высоким горлом, сделанный из очень эластичного и невероятно тонкого и легкого материала.
— Эта вещь, хоть она и кажется легкой и непрочной, предохранит Вас от стрел лучников и ударов ножом или кинжалом в случае нападения. И последнее, — раскрывая следующий сундук, сказал Квинт, — здесь оружие: кинжалы, ножи, мечи и луки. Пусть каждый из Вас выберет то, что ему более по душе или по руке. Я очень надеюсь, что ничего из этого нам не пригодится, но предосторожности ради, это не помешает. Прошу Вас, подходите и разбирайте.
Когда все предложенные предметы были разобраны, Квинт пожелал всем спокойной ночи и счастливого плавания.
Цилия тщетно пыталась уложить в постель Танию, которая сидя на кровати, с восторгом рассматривала медальон и, доставшийся ей, кинжал с узким, трехгранным лезвием, поблескивающим своей полированной поверхностью в тусклом свете масляного светильника, подвешенного на цепи под потолком каюты.
— Довольно, Тания! — Настоятельно потребовала девушка. — Укладывайся, а то проспишь отплытие.
— Ну, еще немного, Цилия! Посмотри, какие они красивые! У меня еще никогда не было таких вещей!
— Теперь есть, и они никуда от тебя не убегут. Ложись сейчас же!
— Ладно! — нехотя ответила девочка, укладываясь в постель. — Расскажи мне о Египте, пожалуйста.
— Я никогда там не бывала, и не знаю, что тебе рассказывать.
— А правда, что мы поплывем мимо эллинских островов? — Не унималась Тания.
— Правда, правда! Давай, спи.
— Здорово, — прошептала девочка, закрывая глаза, — может быть, мы увидим остров, на котором родилась моя мама.
Тания зевнула и погрузилась в сон, в предвкушении предстоящих приключений.
Убедившись, что девочка спит, Цилия тихонько приоткрыла дверь, и выскользнула из каюты, где сразу же попала в жаркие объятия Аврелия.
— Что ты так долго? — шепотом спросил юноша, покрывая лицо девушки поцелуями, и увлекая ее в свою каюту.
— Еле уложила твою воспитанницу. — Так же шепотом ответила девушка, обвив руками Аврелия за шею, и страстно отвечая на его поцелуи.
Глава 10
Едва небо на востоке начало светлеть, предвещая скорый восход солнца, на корабле все пришло в движение. Повинуясь четким командам триерарха, матросы убрали сходни, отвязали швартовые канаты от береговых тумб, и подняли из воды тяжелые бронзовые якоря. Прилив уже достаточно высоко поднял трирему над мелководьем. Дружно упершись длинными шестами в каменную кладку пристани, гребцы и солдаты оттолкнули корабль от берега, и, размеренными взмахами весел, вывели ее на широкую гладь Остийской гавани. Мастерски лавируя между многочисленными судами, стоящими на якорях посреди бухты, ожидающими своей очереди для подхода к пристани, длинная, узкая трирема обогнула мыс, являющийся крайней оконечностью гавани, и вышла на широкий морской простор. Демеций, стоя на носу корабля, там, где высилась голова мифического чудовища, достал кусок легкой ткани и распустил его по ветру, держа в высоко поднятой руке. Оставшись довольным направлением ветра, триерарх, неожиданно громким и четким голосом, что не совсем соответствовало его тучной фигуре, отдал приказ ставить паруса. Несколько десятков человек, отвязав закрепленную вдоль борта мачту, подняли ее, и вынесли на середину палубы, туда, где находилось, окованное металлом, широкое отверстие. Они приподняли мачту и завели ее широким концом в отверстие. Еще через несколько мгновений, с помощью канатов, мачта уже стояла вертикально. Когда же первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густые низкие облака, озарили все вокруг, трирема уже неслась по волнам, подгоняемая свежим попутным ветром, заполнившим полотнище паруса с изображением гордого римского орла. Гребцы убрали весла, и только кормчий теперь управлял судном, ведя его хорошо ему известным курсом.
Вскоре на палубу вышли пассажиры, чтобы полюбоваться морским пейзажем и, едва заметной на востоке береговой линией. Не смотря на достаточно прохладную погоду, никто не собирался покидать палубу, и, кутаясь в плотные дорожные палии, продолжали стоять, вдыхая влажный, пропитанный солью, морской воздух. Более всех вид моря вызвал восторг у юной Тании, которая никогда в жизни его не видела, и знала только по рассказам матери. Девочка радостно бегала по палубе, переходя от одного борта к другому, забегая на нос, к деревянной фигуре Медузы Горгоны, возвышающейся над мощным тараном, с шумом, рассекающим волны, и на корму, где пожилой кормчий командовал рулевыми матросами, крепко сжимающими в руках концы рулевых весел.