Он не знал. Оглянувшись, он увидел, как над садом Шанги поднимается густой столб дыма, — и еще раз усомнился в своих надеждах.
2016: МАРС МИНУС БИША
Время близилось к полуночи. Луны еще не взошли, и мир разделился на две части — беспросветную тьму внизу и божественное сияние звезд вверху; между ними был только ветер, старый и дряхлый, медленно волочащий свой хвост в пыли.
Дом был сам по себе. Он стоял примерно в миле от берега канала и города, выросшего на канале. Фрэзер посмотрел на него и подумал, насколько чужды, чужеродны в этих края оба они — сам Фрэзер и его металлический Дом. Интересно, выдержит ли он оставшиеся четыре с половиной месяца?
Город спал. Помощи оттуда ждать нечего. У Фрэзера было официальное разрешение, поэтому его терпели — но и только. И это не означало, что ему рады. За пределами торговых городов землян не слишком жаловали на Марсе. Так что Фрэзеру оставалось полагаться только на себя.
Он снова зашагал вперед Ночами Фрэзер подолгу гулял. Днем тут было тоскливо и мрачно, так что в дневное время Фрэзер работал, не высовывая носа из Дома. Но ночи были просто великолепны. Даже в самой сухой пустыне Земли не увидишь такого чудного неба, как здесь, где тонкая атмосфера не может скрыть ослепительный блеск звезд. Пожалуй, это единственное, чего ему будет недоставать на Земле.
Царил лютый мороз, и Фрэзер оделся как следует Он смотрел на звезды, погруженный в мрачные мысли. Он думал о том, что виски у него на исходе и что сто сорок шесть веков написанной истории Марса обратились в пыль, которую теперь носит ветер и которая забивает ему нос, — и тут он вдруг заметил вдали тень, отчетливую тень, молча, быстро и упорно приближавшуюся к нему. Тень плыла против ветра.
Кто-то ехал верхом, из северной пустыни.
Секунды три Фрэзер стоял в оцепенении, похолодев от невольного страха, вглядывался в темноту и звездный свет, пытаясь разглядеть приближающуюся тень Потом повернулся и бросился к Дому. У него нет разрешения на оружие, так что, если кому из фанатиков северных племен вздумается пожаловать сюда, дабы очистить пустыню от его оскверняющего присутствия, он ничего не сможет поделать. Остается только запереть дверь и молиться Господу Богу.
Однако он не зашел, а остановился на пороге, выжидая. Не следует выказывать страх — во всяком случае, без особых оснований. Фрэзер стоял у открытой двери, в круге яркого света, лившегося из комнаты. Он ждал, готовый метнуться в Дом в любую секунду.
Это был одинокий ездок на огромном чешуйчатом звере, которых кочевники Марса использовали для передвижения по пустыне, как на Земле используют верблюдов. Фрэзер слегка расслабился — но не совсем. И одного кочевника с копьем будет достаточно.
Путник медленно въехал в круг света и натянул поводья, укрощая шипящего и шарахающегося монстра, напуганного незнакомыми запахами. Ездок был закутан с ног до головы в просторный балахон, защищающий от холода ночи. Фрэзер подался вперед, разглядывая незнакомца, и испытал вдруг слабость внезапного облегчения. Это был не мужчина, а женщина, и в седле перед ней сидел ребенок, почти незаметный среди складок ее свободной одежды.
Фрэзер приветствовал наездницу учтивой марсианской фразой. Она метнула на него взгляд, полный ярости, ненависти и какого-то непонятного отчаяния и сказала:
— Ты — землянин, доктор.
— Да, — согласился Фрэзер.
Ребенок спал, и его откинутая голова лежала на груди у женщины. В чересчур крепком сне малыша было что-то неестественное: он не проснулся даже от громких голосов и от резкого света.
— Я здесь для того, чтобы помогать людям, — мягко сказал Фрэзер.
Женщина крепко стиснула ребенка. Она посмотрела на Фрэзера, потом заглянула в распахнутую дверь, на незнакомые, диковинные вещи. Ее не знавшее слез горделивое лицо, суровое и заострившееся от голода и долгого перехода через пустыню, неожиданно исказилось. Она отпустила поводья и рывком послала зверя вперед, но тут же круто повернула обратно. Когда она снова предстала перед Фрэзером, лицо ее уже было как каменное.
— Мой ребенок… болен, — сказала незнакомка невозмутимо, слегка запнувшись на последнем слове.
Фрэзер протянул руки:
— Я попытаюсь ему помочь.
Девочка. Теперь Фрэзер рассмотрел ее. Лет семи. Она даже не пошевелилась, когда мать сняла ее с подушки. Фрэзер понес малышку в дом, на ходу разговаривая с женщиной:
— Я должен задать вам несколько вопросов. Вы можете быть рядом, пока я буду осматривать…
Дикий гортанный крик и грохот подбитых копыт заглушили его последние слова. Доктор резко обернулся и бросился вслед, что-то крича, с ребенком на руках, но это было бессмысленно. Женщина скакала во весь опор, низко пригнувшись к седлу, посылая зверя вперед истошными криками, вонзая в его бока острые шпоры. И спустя минуту она уже исчезла из виду, скрытая мраком пустыни.
Фрэзер стоял, оторопело глядя во мрак и раскрыв рот. Пот струился по его лицу. Он беспомощно посмотрел на девочку. Что-то было невероятно зловещее в том, как сбежала ее мать. Почему? Матери следовало подождать, даже если ребенок на грани смерти. Даже если болезнь заразна, зачем было мчаться через пустыню за столько миль, чтобы потом бросить дитя и исчезнуть?
Ответа на эти вопросы не было. Отчаявшись разгадать загадку, Фрэзер вернулся к Дому, распахнул ногой дверь и вошел. Дверь сама захлопнулась за ним.
Пройдя через комнату, служившую ему жильем и приемной, он попал в изолятор, к которому примыкала такая же маленькая, но прекрасно оборудованная лаборатория. Здесь еще не бывало ни одного посетителя, ни одного пациента — ни в приемной, ни в изоляторе. Марсиане предпочитали лечиться своими способами и у своих целителей. Впрочем, Фрэзер и не был местным практикующим врачом. Медицинский Фонд выделил ему стипендию и получил разрешение на его пребывание здесь у марсианских властей совершенно для иных целей: Фрэзер занимался исследованием некоторых вирусов. И нежелание местного населения сотрудничать изрядно осложняло его работу.
Во Фрэзере вдруг забрезжила надежда. Возможно, ему удастся спасти малышку.
Спустя два часа он положил все еще спавшую девочку на белую опрятную кровать и сел в кресло в соседней комнате, так, чтобы через открытую дверь видеть ребенка. Он налил себе стакан виски, потом еще один, затем закурил. Руки так тряслись, что он не сразу сумел поднести горящую зажигалку к сигарете.
Девочка была совершенно здорова. Худенькая, слегка недоразвита физически и немного истощена, как большинство марсианских детей, но совершенно здорова. С ней все в порядке — за исключением разве того, что ее от души накачали снотворным.
Фрэзер встал и распахнул дверь на улицу. Он вышел и с какой-то странной тоской посмотрел на север, прислушиваясь, не раздастся ли вдалеке стук копыт. Уже светало. Ветер крепчал, наполняя воздух пылью, застилавшей звезды. Никого. Пустыня была мертва — ни тени, ни звука.
Остаток ночи и почти все утро Фрэзер провел у постели ребенка, дожидаясь, когда девочка проснется.
Она проснулась очень тихо. Только что ее лицо было далеким, погруженным в сон — а в следующую секунду она открыла глаза. Ее маленькое тельце напряглось и потянулось, она зевнула и посмотрела на Фрэзера очень серьезно, хотя без особого удивления.
Он улыбнулся и сказал:
— Привет!
Девочка села. Волосы у нее были черные и взлохмаченные, а глаза — цвета топаза, со странной смесью ребячливости и мудрости, как у детей всей Вселенной.
— Мама?.. — спросила она нерешительно.
— Ей пришлось отлучиться ненадолго, — солгал Фрэзер и добавил с фальшивой бодростью: — Она вернется.
Он скорее пытался успокоить себя, нежели малышку.
Однако девочка не взяла брошенный ей спасательный круг.
— Нет, — сказал она, — мама никогда не придет.