Сдвиг на поверхности луны казался незначительным, небольшим в географических масштабах. Но Дракан понимал, что это означает. Прежде ассасин говорил себе, что ему безразлична авантюра Тулл. Вангорич понял, что ошибался, когда невидимые тиски сдавили нечто у него в груди.
Великий магистр вспомнил доклады о станции зеленокожих над Ардамантуа. О ее «лице», о том, как она говорила. До нынешнего дня Дракан не представлял себе масштабов подобной мимики. Он вообразил, каково это — оказаться на планетоиде чужаков, между смыкающимися горными хребтами. Стать созданием настолько незначительным, что жест, едва заметный с Терры, уничтожает тебя.
Ассасин вздохнул и покинул Церебриум, рассудив, что ему стоит присутствовать в Великом Зале при окончании этого балагана. Запомнить все как следует. Если Виенанд или какой-нибудь иной избавитель, еще не прибывший в систему Сола, вдруг совершит чудо, будущему суду понадобятся свидетели.
В палате для заседаний Вангорича встретило молчание. На трибунах не было свободных мест, как и при начале крестового похода. Все присутствовавшие сидели, утратив волю к действию. Сотня тысяч опустошенных служителей Империума… Некоторые плакали, но так тихо и далеко друг от друга, что тишина как будто сгущалась еще сильнее.
Неподвижность сковала и лордов на возвышении. На всем протяжении операции там царствовала Юскина Тулл. Когда поступили рапорты о высадке, спикер преисполнилась еще большего величия, энергичность ее речей и жестов стала почти сверхчеловеческой. Теперь же Тулл словно бы съежилась, а ее потухшее лицо затерялось среди пышных украшений неуместного теперь наряда.
Дракан вспомнил, как после первой речи Юскины, уходя из зала вместе с Веритусом, размышлял об устранении спикера и всех чиновников, поддержавших ее. Тогда он счел подобный шаг бессмысленным. Вангорич по-прежнему так думал, но все равно пожалел о принятом решении.
«Часть сегодняшнего позора лежит и на мне», — решил он.
На пикт-экранах вокруг возвышения мелькали помехи.
Магистр ассасинов поднялся к остальным Верховным лордам, оценивая подоплеку их безмолвия. Союзники Тулл выглядели такими же побежденными, как и она. Генерал-фабрикатор Кубик переводил взгляд с одного монитора на другой и порой издавал короткую двоичную трель, словно отмечая что-то для себя. Веритус выглядел задумчивым, но отнюдь не разгромленным.
— Не поделитесь своим оптимизмом с остальным Сенаторумом, инквизитор? — поинтересовался Дракан. — Придумали, что делать дальше?
— Ваше легкомыслие не ко времени, — нахмурился тот.
— Разве? — Помедлив, Вангорич кивнул. — Пожалуй, соглашусь. — Он повернулся к Тулл сотоварищи: — Хватит с нас фривольного слабоумия.
Дисплей слева от трона Удо моргнул, на нем вновь появилось изображение.
— Это Лансунг, — сказал лорд-командующий.
Сигнал от флотоводца стабилизировался.
— Мы засекли сигнал, — сообщил он. — С орочьей луны поднялся корабль, держит курс на Терру.
— Началась атака? — предположил Верро.
— Нет, там всего один транспорт. Он терранский и передает идентификационные коды. Торговое судно «Воинственная пылкость».
— Что посоветуете, верховный лорд-адмирал? — вмешался Дракан.
— Пусть приземляются. Не может быть, чтобы чужаки так начали вторжение.
— Тогда что же это? — по-детски срывающимся голосом спросил Экхарт, магистр Администратума.
Звук его всхлипа вывел Месринга из ступора. Экклезиарх поднялся с лицом, озаренным светом вдохновения, и заговорил.
Вскрик Экхарта, подхваченный Месрингом, набирал силу. Он вырывался из молчания, как тишайшая жалоба со дна гулкого колодца.
Что же это? Что же это? Что же это?
Новость о приближающемся корабле волнами расходилась из Великого Зала по всей Терре. Его видели только планетарные сенсоры, но несчастные души, что взирали на орочью луну, мысленно отслеживали траекторию «Воинственной пылкости».
Что же это? Что же это? Что же это?
Проповедь экклезиарха лишь повторяла вопрос, не давая ответов. В ней Месринг отметал возможные варианты. Космолет — не оружие Судного дня, ведь он слишком мал, да и какой смысл в разрушении Терры?
— Возможно, — изрек экклезиарх, — на наших глазах свершается чудо. Быть может, милостью Отца Человечества сие благословенное судно обрело спасение от неприятеля.
«Спасение». Побег единственного корабля не мог даровать истинную надежду, но пробуждал грезы.
Что же это?
Это знак.