— Вернулись домой?
— Нет. Роте-стене Дневного Света пришел конец. И не существует более ни единого укрепления, чье название напоминало бы мне о моем долге.
— Но ведь к этому все не сводилось.
— Что правда, то правда, — вздохнул Курланд. — Однако в тех названиях был заложен большой смысл. Символы имеют огромное значение.
— Как и их утрата, — тихо сказал Вангорич.
— Да. Уничтожение роты-стены Дневного Света было не так уж важно по сравнению с утратой ордена. И что все это значило в сравнении с гибелью примарха?
— Я видел запись, — сказал Вангорич.
— Да что с нее сейчас толку?
Вангорич строго посмотрел на него.
— Пораженческий настрой вам не к лицу, лорд-командующий Курланд.
— Наивность — тоже.
Вангорич немного помолчал, потом сказал:
— В последний раз мы беседовали на стене вовсе не так уж давно.
— Да, и я пришел сюда отнюдь не искать вашей поддержки.
— Учитывая мою должность, это было бы странно.
Курланд фыркнул.
— Однако же я надеюсь, — продолжал Вангорич, — что вы выслушаете мой совет.
— Знаю, что вы можете сказать о том, каково быть символом.
— А я знаю, что вы будете это отрицать.
— Я буду отрицать свою пригодность на роль этого символа.
— И свой долг быть им тоже станете отрицать?
— Сами же знаете, что нет, — проворчал Курланд. Долг и пригодность — разные понятия, и он не хотел, чтобы Вангорич путал одно с другим.
— Нет, — сказал великий магистр. — Вы никогда не отворачивались от своего долга. Вы всегда его исполняли. И на Улланоре — тоже.
— Без толку.
— А кто еще, спрашивается, мог бы подойти? Кто возглавил бы...
Курланд молчал.
— Вулкан отдал значительную часть руководства кампанией в ваши руки, разве нет?
— Верно.
— Он был неправ? Он ошибался?
Курланд гневно воззрился на великого магистра сверху вниз, но вновь промолчал. Он не мог заставить себя сказать вслух, что Вулкан ошибался. Он не был готов поставить под сомнение финальные решения последнего примарха.
— Я воспринимаю ваше молчание как отрицательный ответ.
— Вы играете в слова, — сказал Курланд, — а это не смешно и бесполезно.
— Вы правы! — сказал Вангорич неожиданно резко. — Игра совершенно бесполезна. Верховные лорды, насколько я понимаю, уже много раз продемонстрировали это на практике — и рвутся показать еще раз. Сейчас нам нужна ясность, согласны?
— Да. — Курланд поморщился. — Мы могли использовать на Улланоре ясную информацию, полученную от Магнерика.
— Вот именно. Путаница, иллюзии, отрицание, незнание — все это привело нас к катастрофе.
«Как и все прочее», — подумал Курланд. И сказал:
— Когда вы доходите до сути, это неизменно впечатляет, Дракан.
— Вулкан говорил с вами перед самым концом?
— Да.
— И?..
Курланд глубоко вдохнул — и с содроганием выпустил воздух, словно наполненный тяжелыми воспоминаниями, ядовитым облаком теснившими его грудь.
— Он приказал мне продолжать.
— И все?
— Он назвал меня лордом-командующим. Сказал, что я принадлежу к Имперским Кулакам.
— И вы готовы отмахнуться от этих слов?
Курланд помотал головой:
— Все не так просто.
— В том, что я предлагаю, нет ничего простого. Я понимаю, что на вас возложено огромное бремя и что это все невероятно сложно. Впрочем, это ваше бремя. Вы приняли его на себя после Ардамантуа и с тех пор бессменно несли. Вулкан подтвердил, что таков ваш долг. И это именно ваш долг, потому что у вас хватит сил. Примарх увидел в вас лидера, в котором мы сейчас нуждаемся. И все ваши братья тоже. Весь орден.
Курланд недоверчиво прищурился.
— Сомнениям здесь нет места, лорд-командующий, — продолжил Дракан. — Пока у вас в распоряжении не окажется более полная информация, чем у меня. Кто-нибудь подвергал сомнению ваше лидерство? Кто-нибудь из уцелевших Космических Волков вышел вперед и объявил себя альфа-самцом кампании?
— Нет. И я бы предпочел, чтобы вы говорили об этих космодесантниках более уважительно. Они многим пожертвовали.
— Все пожертвовали, — тихо сказал Вангорич. — И задание провалилось. Но никто не протестует. На это есть причина. Они видят то же, что увидел Вулкан. Они ждут ваших распоряжений.
— Моих распоряжений...
— Полагаю, вы не станете дожидаться, пока орки нападут первыми.
Курланд почувствовал, как уголки его губ медленно раздвигаются. Миг спустя он понял, что на лице его появилось некое подобие улыбки, холодной, жесткой и голодной.