Роджер облизнул губы и попытался заговорить, но получилось только какое-то карканье. Он улыбнулся и понял, что выглядит отвратительно и еще больше пугает мальчика. Как завоевать его доверие? Он шагнул вперед, ребенок попытался отодвинуться. Остановившись, Роджер взялся за стул, медленно развернул его и сел лицом к мальчику. Он проглотил комок в горле, подождал, когда рот увлажнится, и затем заговорил:
— Я не сделаю тебе ничего плохого.
Страх у ребенка не пропадал, выражение лица не изменилось. Роджер попробовал снова — ничего хорошего не вышло. У него возникло сомнение, слышит ли его ребенок. Он не спеша встал и опять произнес:
— Я не сделаю тебе ничего плохого.
Он двинулся к маленькой кроватке и мальчик снова дернулся, пытаясь отодвинуться от него. На этот раз Роджер все-таки подошел к нему. Он улыбался, и наконец это была не гримаса, а естественная улыбка. Нужно успокоить ребенка. Протянув правую руку, он дотронулся до его лба, мягко погладил по голове и опять улыбнулся. Маленький лобик был холоден как мрамор, а в комнате было тепло.
— Я постараюсь помочь тебе, — сказал Роджер.
Он не должен был давать такого обещания, ребенку никогда нельзя обещать то, что нельзя выполнить.
— Я попытаюсь помочь. Как ты себя чувствуешь?
Круглые глаза впились в него, но страх в них не пропадал.
Маленькие ручки, голые по локоть, были бледные, но крепкие. Роджер подвинул стул и сел. Было непонятно, слышит ли его мальчик. Пока Роджеру не удалось пробиться сквозь эту пелену страха.
— Слушай меня, — произнес он медленно. — Кивни головой, если ты меня слышишь. — Он сделал паузу. — Ты слышишь меня?
Он подождал, не очень надеясь на ответ. Мальчик дважды кивнул. Может быть, он наконец преодолел свой страх?
— Хорошо. Кивни, если ты понимаешь меня. Я хочу попытаться вызволить тебя отсюда. Понимаешь?
Пауза, а затем опять кивок.
— Тебя ищет много людей. Твои мать и отец и многие другие. Понимаешь?
Последовал кивок.
— Они обижают тебя, Рики? — Он хотел снять пластырь у него со рота, но прежде хотел завоевать доверие мальчика. Успеет ли он это сделать? — Они не сделали ничего плохого, Рики?
Дверь открылась, в глазах малышка опять вспыхнул страх. Роджер обернулся, а вошедший человек сказал:
— Мы пока еще не причинили ему ничего плохого. Мы не сделали ничего плохого и вам, пока. Вставайте и пойдемте со мной.
16. ВОПРОСЫ
Это был человек низкого роста, но широкоплечий, плотный и настороженный. Темные волосы зачесаны назад, лоб без морщин, круглое лицо с мелкими чертами, узкий, как у марионетки, рот, одет в брюки и рубашку, галстук сдвинут набок. Вид свежий и спокойный. Без оружия. За ним, в дверях, стоял высокий человек, тоже без оружия.
Плотный крепко схватил Роджера за руку, причинив боль. Но Роджер не сопротивлялся, все равно не поможет. Пока нет. Он не смотрел на ребенка. Его толкнули направо, в коридор, и, удерживая все той же мощной хваткой, повели. Коридор был не длинный, но широкий — хватало места для двух человек, идущих рядом.
Они прошли через распахнутую дверь, спустились по деревянным ступенькам, прошли кухню, сверкающую белыми изразцами и металлической утварью, пересекли маленькую комнату и вошли в длинную и узкую гостиную с приглушенным светом, мягкими креслами и удобной, уютной обстановкой.
В дальнем конце комнаты, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги, сидел Гиссинг. Он улыбался.
Это был Гиссинг — ошибиться Роджер не мог.
Те же темные глаза, почти незаметные брови, короткие редкие ресницы, длинное бледное лицо, острый подбородок, маленький крючковатый нос и узкий рот. Гиссинг пребывал в расслабленном состоянии, улыбался так, будто его что-то забавляет. На этот раз у него на руках были надеты хлопчатобумажные перчатки. Он не хотел оставлять отпечатков пальцев.
— Входите и садитесь, Вест, — произнес он.
Верзила толкнул Веста, но он сохранил равновесие, ухватившись за край стола, и посмотрел на Гиссинга. Кресло, повернутое спинкой к задернутому портьерой окну, находилось у противоположной стены. Роджер прошел к нему и сел. Он не стал оглядываться, но был уверен, что люди, приведшие его сюда, все еще стоят в дверях. Скоро он забыл про них. Голос Гиссинга, более приятный, чем его наружность, был спокоен и дружелюбен. Он казался даже искренним, как будто не было пытки светом и украденного ребенка.