— А кто еще там был?
Она смотрела на него, неловко повернув голову. Плечи их соприкасались.
— Дэвид приехал в отпуск на месяц, на следующий день мы отправлялись в Лондон — Дэвид и я. Был еще Карл Фишер. Мы все сидели у бассейна. Рики учился плавать. Слуги были, конечно.
Впервые с тех пор, как он начал допрос, она улыбнулась:
— Не забудьте про слуг, Роджер.
— А был кто-нибудь из них около бассейна?
— Рики мог сказать своей няне, что уронил медальон.
— Но рядом никого не было?
— Нет.
— Дэвид и Белле, вы и Карл Фишер. Лисса, все это становится весьма существенным. Дело слишком серьезное, чтобы относиться к нему легко. Кто еще был в тот день?
Она отвернулась и посмотрела на бассейн. Заходящее солнце залило золотом голубую воду. Лисса выглядела очень эффектно, и поворот ее головы надолго сохранился в памяти Роджера.
Она нахмурилась и, обернувшись, произнесла:
— Да, Эд Пуллинджер.
— Вы уверены?
— Эд пришел позже, — уточнила она. — Он принес некоторые письма для служащих посольства. Он не плавал, но находился здесь, когда Рики уронил медальон.
— Я думаю, Эд нарывается на слежку, — сказал Роджер, нахмурившись. — Эд Пуллинджер, Фишер и вы — трое подозреваемых. Лисса, не вбивайте себе в голову глупых мыслей, что нужно кого-то оградить или что вы находитесь вне подозрений. Если есть что-то такое в вашей памяти, что вы можете показать на Эда или Фишера пальцем, покажите, пригвоздите их. Пока не поздно. Они могут раздавить вас.
— Вы плохой детектив, — сказала Лисса. — Вы должны все это держать при себе.
Она внезапно схватила его за руку и потянула:
— Пошли в дом.
Они медленно шли рядом и, дойдя до лестницы, она сказала:
— Роджер, благодарю вас, но я ничего не подмешивала в молоко.
Глаза у нее внезапно повеселели, и она убежала вверх по лестнице.
За ужином царило хрупкое оживление. За столом сидели Дэвид и Белле Шоуны, Фишер и Лисса с Роджером. Иногда Белле заговаривала о Рики, будто наконец уверилась, что его возвращение — только вопрос времени.
— Как хорошо, что он не пострадал, — говорила она в сотый раз, с наигранным оживлением и с сияющей улыбкой глядя на Роджера.
Шоун говорил мало. Огонь в его глазах потух и, казалось, он с трудом сохраняет бодрость. Фишер после сна выглядел свежим. Все находились в напряженном ожидании, которое могло внезапно закончиться, а могло и растянуться. Сохранит ли Белле в этом случае с таким трудом достигнутое спокойствие? Роджер следил за ней внимательнее, чем за другими, но присматривался и к Фишеру. Если бы дело было в Англии, он бы имел, где покопаться. Особенно по поводу Эда Пуллинджера. Лисса сообщила ему о подозрениях в отношении Фишера и Пуллинджера, но дальше этого не пошла.
Она сидела в просторной гостиной, когда Фишер сказал:
— Я здесь просто доктор, но советовал бы всем пораньше лечь, включая и самого доктора. Дэвид, вы должны отправиться спать немедленно.
— Это я могу, — согласился тот.
— Дорогой, давай пораньше пойдем спать, — сказала Белле и сжала ему руку. — Я так долго не давала тебе заснуть. Если ты заболеешь, я буду винить в этом себя. Вы ничего не имеете против? — произнесла она устало, вставая с места.
Было чуть больше девяти.
В десять Роджер выглянул из окна своей спальни. Ночь и звездное небо навевали мысли о сладости свиданий. Он чувствовал какую-то бодрость и знал, что не заснет. Покой был нереальным, неестественным. Прошлой ночью в это время он находился по дороге к дому Вебстера, где начались его тяжкие испытания, завершившиеся на берегу озера. Сейчас казалось, будто опасность отодвинулась на миллион миль, хотя могла скрываться за каждым углом, за каждым окном. У него был пистолет, который дал ему Фишер. Сунув его в карман, — он уже привык таскать его и не находил это странным, — Роджер вышел из комнаты и через спящий дом пошел к входу. Слуги ложились спать рано. Они спали в другом крыле. Он открыл запертую дверь, вышел на веранду и медленно сошел по ступенькам. Он не мог уйти далеко. Если за домом следили, то открытая дверь — большой соблазн, она должна оставаться на виду. Было прохладно, но не холодно, как в Англии в летнюю ночную пору. Трава под ногами жестко шуршала. Шипение разбрызгивателя смолкло. Он ходил взад и вперед. Черные тени деревьев казались более резкими, чем предыдущей ночью.
Он никого не видел и ничего не слышал.
Он провел на воздухе полчаса, затем вернулся в дом. Закрыв на засов входную дверь, он поднялся наверх. Скользящая дверь на лестничной площадке вела в его комнату — большую, просторную, современную. Он принял самую горячую, какую можно только терпеть ванну, чтобы снять напряжение мускулов ног и спины, надел пижаму и лег. Только теперь он почувствовал приятную усталость. Ощущение нервозности прошло. Оно, видимо, возникло из-за неопределенности отношений с Лиссой и от чувства нависшей опасности.