Сделав несколько шагов, коротышка вдруг сменил гнев на милость и неудачно пошутил:
— Меня зовут Всетотжея.
И пошел дальше. Точнее поковылял.
Первым в себя пришел трактирщик.
— И все — таки, когда скрещиваются такие расы, как полуростики, гномы и подозреваю, заранее принося свои извинения госпоже лекарине — овцы и козы, получается вот что‑то такое. Псевдоразумное. А говорят, что гаже орков нет. Мне одному показалось, что в сравнении с этой дрянью даже орки красивее? — заявил невиданно крамольную в эльфийском городе мысль толстяк.
Эльфы переглянулись. Экка открыла было рот, но к общему удивлению, закрыла его, ничего не вякнув. Так молча и добрались до квартиала троллей. Где они устроились, чтобы отдохнуть на набитых мягкой шерстью матрасах.
25.
Этот небольшой эпизод, сильно удививший и встревоживший обоих илитиири был совершенно непонятен. Они чувствовали, что очень мало знают о жизни вне Долины и тут надо держать ухи востро.
Услужливый трактирщик сообразил сделать некоторый уют — для чего раскинул в пустой комнате найденный в оазисе шатер, не мудря, прикрепив его к вбитым в стенки и потолок гвоздям. Получилась комната в комнате, что Галяэль оценила благосклонным кивком. Ей, как и любой женщине, было важно иметь сове жилье и свое пространство.
Теперь она отдыхала в шатре, а Вила'Рай, разбираясь с имуществом, сваленным в кучу, спросил перед тем как завалиться дрыхать, у многоопытного трактирщика — чего так испугались орки в том переулке? Тот не стал смотреть свысока или иронично хмыкать. Глянул опасливо в сторону холстяной стенки, за которой находилась лекариня и сказал, явно подбирая слова:
— Жизнь в Городе определяется Кодексом Изначального и кучей всяких других уложений, постановлений и указов. А еще обычаями. И потому стоит запомнить, что жизнь любого, кто не является темной эльфийкой — особенно мужеска пола это касаемо — тут стоит дешево.
Экка, внимательно слушавшая толстяка тут же выдала куплет из старинной эльфийской баллады о последней стреле:
'В кошельке даже грошика нет.
Но есть в колчане стрела.
Она стоит пять медных монет.
Это чьей‑то жизни цена'.
— Еще дешевле — печально усмехнулся толстяк.
— Что ты имеешь в виду? — донесся из‑за холщовой стенки голосок Галяэли.
— То, что любая темная эльфийка может по своему усмотрению убить любого мужчину. Ну, разумеется, не просто так, а например, почувствовав себя оскорбленной. Взглядом, словом или жестом. Вы сейчас одеты как средней руки горожане из района Пелелиу, потому госпоже лекарине могло показаться, что орки оскорбляют ее взгляд и всё.
— В каком смысле всё? — удивилась Галяэль.
— Вы могли позвать стражу или убить орков самостоятельно. Прямо там, на месте. И самое большее — при наличии у орков влиятельных покровителей — вас бы заслушали в Совете района. И, скорее всего, никакого бы наказания не последовало бы. Во — первых, орки, во — вторых — мужчины. Уже вполне достаточно для полного оправдания.
— Ты серьезно? — искренне удивился Вила'Рай.
— Более чем, командир! Тут много нюансов, но поверь, жизнь мужчины тут не стоит и гроша. В Городе (трактирщик понизил голос) почитают Ллос. И потому убийство — благость и доблесть, вероломство — добродетель, а лицемерие — самое важное качество для родовитых. Тут можно отравить свою семью, важно, чтобы все было шито–крыто. В смысле — все догадываются, но не докажешь. Потому что элегантное действо. Не поощряются только очень уж открытые убийства, это низкий стиль, потому так на улице без повода — не убьют. Но поводом может быть что угодно. Чихнул в двадцати шагах от важной баб… дамы то есть — и все, прощай белый свет!
— Этого не может быть! — воскликнул эльф.
— Это есть. То, что тебе повезло с супругой, в чем я успел убедиться, да будет ее жизнь долгой и счастливой, а дети — многочисленны и здоровы, никак не опровергает моих слов. И да — тебе угроза, пожалуй, и побольше, чем мне, например. Или тем же троллям.
— Почему так? Ты же говорил, что илитиири тут — главнее всех?
— Именно потому. Убить человека или крысу — где‑то одинаково почетно для дроу. Ну, ты понимаешь.
— А тролли?
— То же самое, что рубить флиссой валун. Или дерево. Или стенку дома. Скучно, долго, потно. Нет изыска. Знатная илитиири ведь не колет дрова сама. Да и тупые они, тролли. Чего с них взять, разве что для обороны города годятся отлично. Живые валуны. Так что троллям — скидка.
— Лихо! — удивился эльф.
— Меня другое удивило — раздался голос лекарини — орки и вдруг торгуют в городе илитиири. И ты говоришь, что у них есть покровители.
— Илитиири так же любят деньги, как и другие расы, ну кроме гномов, пожалуй. Им равных нету в этой любви. Но некоторые илитиири в этом городе — да не рассердится госпожа на это сравнение — вполне уже приблизились к гномам. У орков в их Горорде тоже эльфов хватает…
— Да, помним про танцовщиц!
— Так впереди танцовщиц пришли торговцы. И рынок эльфийский там тоже есть. И — между нами — среди орков модно иметь эльфийские вещички, да и эльфы тоже покупают кое‑что орковское. Не всякое орковское оружие и доспех, что висит на стенке среди трофеев — взят в бою. Кое‑что и купленное. Ладно, командир, вам самое время отдохнуть, а я пока пристрою то, что стоит продать.
Вила'Рай кивнул. Спать хотелось изрядно, вымотались в дороге, потому готовы были спать даже ночью. Трактирщик же наоборот был бодр и весел, вскоре он загрузил на другого тролля — помельче габаритами, чем их воин, то, что предназначалось на продажу — и тихо звякавшую связку оружия и небольшой пакет с особо ценными нарядами, украшенными золотой и серебряной нитью, которые надо было сегодня же отнести знакомым выжигам, чтобы следов не оставалось от слишком уж характерных одежд, а остались только драгоценные канители и всякое прочее, что не могло пригодиться в пути обоим эльфам, да и самому трактирщику было ни к чему. Особо плотно упаковал часть драконьей чешуи. И тихо — насколько позволял гулко топотавший тролль–носильщик — исчез. В комнате стало совсем пусто. Из предназначавшегося к продаже остались только амулеты и перстни. Ими толстяк хотел заняться в последнюю очередь.
Вернулся толстяк к утру, немножко уставший, но довольный. От него пахло вином, весьма умеренно. Проснувшийся эльф получил в руки небольшой, но тяжеленький кошелек. Открыл, высыпал монеты, золотых, причем было больше, чем серебра, пересчитал их — и немножко удивился. Получилось даже больше, чем он предполагал.
— Ну как, командир? — спросил его с интересом толстяк.
— Я доволен — отозвался Вила'Рай.
— Мне кажется, зря ты себе кольчугу не оставил. Великовата, да, но зато хороша в работе.
— Тяжеловато для меня в кольчуге — признался эльф.
— Разве что так. Ну, теперь я выполнил обещанное — пора мне получить кинжал, как скажешь, командир?
— Слово было сказано. Экка! Неси кинжал.
Зеленая слуга все‑таки не стала выполнять его распоряжение и тянула время до того момента, пока на нее не прикрикнула хозяйка. Только после этого гоблинша, имея вид, словно не кинжал отдает, а свою свежевырванную печень, протянула мешочек с оружием трактирщику. Тот иронически — серьезно поклонился, аккуратно достал грисс из мешочка, вынул лезвие из ножен, кивнул головой и поклонился.
— Расшаркайся еще — ядовито пропыхтела гоблинша. Она остро переживала потерю 'своего любименького кинжальчика'. Аж голос охрип и слезы на глаза навернулись.
— Могу и расшаркаться. Командир и уважаемая лекариня — позволительно ли мне будет попросить несколько тех цилиндриков, что собрала многоуважаемая Экка на месте расправы? Полагаю, что за них дадут особенно хорошую цену, я бы себе оставил 10% комиссионных, а вы получили бы еще денег.
— Не дам! — подскочила гоблинша.
— Полагаю, что сначала стоит продать кинжал — опередил с ответом свою супругу Вила'Рай.