Филька двинулся было дальше, как вдруг на глаза ему попалась веревка с вплетенной красной лентой.
- Сто-ой! - сказал он себе. - Веревка-то моя! Это ж я ее той блудливой корове повешал на шею, чтоб с другими не путать. Как она здесь очутилась? Наша-то гулена вернулась же!
Филька присел, рассматривая клочья шкуры.
- Ты глянь-ка, и масть точь-в-точь, как у нашей, и вон рог один неправильно загнут... Колдовство какое-то, да и только! - поскреб он а затылке.
Из глубины леса донеслось конское ржание. Филька осмотрелся и хотел скрыться в буреломе, но, поразмыслив, раздумал убегать, рассудив, что если это татары пленных ведут, то хоть в последний раз своих увидеть. Если одиночный разъезд - не страшно, не заметят, а если боевой отряд - пересчитать и напрямик через лес в город, князя предупредить, Филька вжался в ложбинку среди кустов, затаился.
Вскоре показались всадники. Сердце Фильки радостно бухнуло - это были свои, княжеские дружинники. Следом за всадниками на дороге появился большой пеший отряд, впереди которого ехали подьячий с перевязанной головой и княжеский сотский. Дружинники шли не таясь, о чем-то балагуря, за ними катили груженые ранеными и разным скарбом подводы. А потом Филька увидел своих односельчан, увидел Прасковью.
С радостным возгласом он рванулся из кустов на дорогу.
- Прасковья!..
Дружинники выхватили мечи. Прасковья, охнув, схватилась за сердце:
- Филя!.. Живой!..
- А-а, - сказал, успокаиваясь, один из дружинников.
Они опустили мечи и зашагали дальше, обсуждая что-то между собой.
Филька проскочил мимо них и, бросившись к Прасковье, обнял ее, крепко прижал к себе.
- Жива, - шептал он ей, - слава богу, жива...
- Жив, - залепетала она, - жив, - и разрыдалась.
- Мамка, Филька жив! - раздался рядом радостный крик сестренки.
Филька отпустил Прасковью, оглянулся. И тут на него навалилась вся его семья. Все были живы и здоровы, Филька не верил своим глазам, в мыслях давно со всеми простился.
- Ну что ж ты, сынок, - говорила мать, утирая слезы, - я тебя уж не чаяла живым на этом свете увидеть, мы уж с отцом тебя похоронили.
- Филь, Филь, - дергала его сестренка за штанину, - а правда, что ты двух татар завалил? Правда, Филь?
- Да ладно вам, - говорил сдержанно отец. - Отдайте его Параске, она вон, бедная, вся поизревелась.
- А я ль не изревелась, - всхлипнула мать.
Тут подскакал сотский и, хмуря брови, спросил:
- Кто такой? Чей холоп?
- Да наш он, чей же еще, - ответил отец.
Крестьяне, обступившие их, начали объяснять, что это свой, из их села, Филькой зовут.
- Наш это, наш, - подтвердил, похлопывая Фильку по плечу, староста.
- А оружие откуда? - строго спросил сотский.
- Сам добыл, - ответил Филька, радостно улыбаясь. - Кто из татар мне его по доброй воле-то отдаст!
- Ну тады ладно, - сказал сотский и, громко прикрикнув на беженцев, - Не отставай! Поспешай! - ускакал в голову отряда.
Немного погодя, когда все успокоились, Прасковья рассказала, что отряд они встретили в лесу и привели дружинников в село. Татар порубили всех, ни один не ушел, а главный их, которого сперва взяли в плен, начал угрожать, что на подходе большое войско и что хан за своих батыров отомстит нещадно, но сотский не стал его долго слушать, а, сказав в ответ, мол, не лыком шита Русь, разрубил мечом пополам. А вот теперь все уходят к князю в город, князь войско собирает.
- Войско - это хорошо, - сказал Филька. - Я тоже в войско пойду. - Он похлопал по татарскому колчану.
Прасковья заглянула Фильке в глаза, но ничего не сказала, а только, продолжая идти рядом, прижалась сильнее к его плечу.
А Филька уже забыл про войско. Наши все целы, и это хорошо, - думал он. Но вот незадача: веревка! Как она а лесу оказалась? Корова-то ведь вернулась... С веревкой...
- Слышь, Прасковья, ты не помнишь, та корова, заблудившаяся, с веревкой вернулась, или без?
- Какая веревка, Филь? - Прасковья недоуменно взметнула брови.
- Да наша, с красной лентой. Помнишь? С нею корова пришла из леса, когда плутала, или без нее?
- Так, Филь, неужто я помню? - Прасковья виновато улыбнулась, прижалась к Филькиному плечу. - Филь, ты не серчай. До веревки ли мне сейчас. Тут от татар чудом спаслась...
- А где эта корова? - спросил Филька, оглядывая колонну. - Чего-то я ее не вижу. Прасковья вздохнула:
- Все, нету больше ее. Стрела в нее угодила... Староста добил, чтоб не мучилась. Боярин ругаться, наверное, нещадно будет... А, я вспомнила! На ней была веревка-то. Корову же к жердине привязывали...
Филька остановился:
- Была, говоришь?
Сзади на них налетели, толкнули, они стали мешать.
- Ну, чего встали-то?
- Татар дожидаться решили?
- Фильке, видно, мало двух-то, решил еще сотню положить!
Вокруг дружно захохотали. Филька спохватился, зашагал снова.
- Значит, Прасковья, слушай мужнин наказ, - заявил он неожиданно после недолгого раздумья. - Сейчас ты иди со всеми в город, а я сбегаю назад, в село. Надо кое-что посмотреть. Сдается мне, нечисто тут дело... Потом нагоню... или в город приду...
- Филь, ты что? - Прасковья вцепилась ему в руку. - Ты что удумал? Не пущу!
- Да мигом обернусь, вот увидишь. Не боись за меня, я шустрый! - Филька щелкнул тетивой лука и, отцепив-таки пальцы Прасковьи, выскочил из колонны. Оглянувшись, крикнул растерявшимся своим: - Идите со всеми в город! Я мигом, и стремглав побежал через лее в обратном направлении.
Если напрямую, то до села не так уж далеко, к ночи Филька рассчитывал быть со своими в городе. Он сам до конца не понимал, что его заставляет вернуться в село. Какое-то странное чувство не то тревоги, не то смутного неверия в случившееся бродило в душе. Что-то не то было во всем происходящем: корова вроде как вернулась, но точь-в-точь такая же задрана в лесу; и веревка... Две стало веревки, а была одна!
Приближаясь к селу, Филька принял все меры предосторожности, но ничего подозрительного не было - в лесу тихо, татары, видно, ушли. На окраине леса Филька остановился.
Села не было. На его месте чернели и кое-где еще дымились остовы изб. Стая воронья кружила над пепелищем, и больше никого, ни одной живой души. Ни татар, ни своих.
Филька перекрестился и, спотыкаясь, с трудом переставляя подгибающиеся ноги, заковылял через луг, через вытоптанные лошадьми огороды к ближайшей разрушенной до основания избе.
Кислый запах гари ударил в нос. В груди у Фильки похолодело. Вороны при его приближении поднялись с зловещим карканьем, закружились над головой; где-то завыла собака, тоскливо завыла, по покойнику.
Будто что подстегнуло Фильку, он через проулок выбежал на дорогу, разделяющую село на две половины, и замер, не веря глазам.
Возле опрокинутой подводы в дорожной пыли сидел староста. Он словно присел отдохнуть, прислонившись к ней боком, да и задремал на солнцепеке.
Филька ничего не понимал. Он же только что видел его на проселке, уходящим со всеми в город!.. Подбежал к нему, взял за плечо и отпрянул, увидев две стрелы, торчащие из спины. Потревоженное тело от прикосновения повалилось на спину, выгнулось из-за стрел, не дающих распрямиться, голова откинулась, подставляя обезображенное вороньем лицо солнцу.