Как-то под вечер в зимнюю пору заржала под окном лошадь.
— Отец! — в семь голосов возвестила семья.
Мать глянула на ходики:
— Рано отцу быть. Должно, из Тамбова кто.
Дверь распахнулась, и в хату нетвердой походкой, скрывая лицо руками, вошел отец. В глазах у детей тревога. Мать изменилась в лице: напоили! Отец сел за стол, отвел руки, и семья ахнула. Все лицо в кровоподтеках.
— Разбился? — взвыла мать.
— Потом, — отмахнулся отец, — промой и перевяжи.
…На него напали внезапно, с двух сторон, из-за сугробов, когда он не спеша погонял конягу. Напали молча и били молча, пряча лица в воротниках овчинных полушубков. Но он, и не видя лиц, знал, кто это: дезертиры и дармоеды, которых он ненавидел наравне с фашистами, битыми им на войне. Он отбивался, как мог. Но не сам себя спас. Его выручил верный коняга. Вдруг понес, напуганный шумом свалки, и разбросал нападавших по снежному полю.
Два сына, два богатыря, и богатыренок младший, выслушав отца, молча встали и шагнули к двери.
— Куда это? — спросил отец. Братья, насупившись, молчали. — Понимаю, — кивнул отец, — за меня мстить. Отбой, мстители! С ними милиция разберется. Тут дело политическое, государственное. Зло живуче. Подобру-поздорову оно не уйдет из жизни. И без милиции нам с вами с ним не сладить.
Так впервые, по-серьезному вошла в жизнь Вани Паршенкова, богатыренка, милиция, которой, если не лукавить, сам Ваня безотчетно боялся. Потом, став милиционером и прослужив в органах правопорядка немалое число лет, он не раз с улыбкой вспомнит об этой своей боязни. Бояться милиции… Да если и есть на свете сила, которой меньше всего следует бояться, то это именно милиция.
Детство ранимо. И всякая боль, пережитая в детстве, зарубка на всю жизнь. Первой такой страшной зарубкой была смерть матери. Умерла главная труженица семьи, и на долю младшего пала большая доля домашних забот. Старшие — братья и сестры — один за другим выходили в люди и покидали родной очаг.
Дом — колхоз — школа. Это на годы стало треугольником его жизни, в котором он и крутился как белка в колесе, всюду успевая и ведя за собой других. Он никогда не добивался лидерства. И не кулаки, а добродушие было его избирателем в вожаки деревенской детворы. Куда он, туда и они. Но в колхозный сад — никогда. Курить? Он как-то попробовал да и попался на глаза крутому на расправу отцу…
— Курнем, — не раз потом предлагали ребята.
Он мрачно отшучивался:
— Не… Ремнем пахнет.
И больше никогда не курил, запомнив отцово:
— Еще курнешь, снова получишь.
Потом, учась в школе милиции, он услышит с кафедры:
— Неотвратимость наказания — важней самого наказания.
Первым сформулировал это отец.
У детства ноги долги. Не успеешь сказать школе «здравствуй», как вскоре говоришь «прощай».
Десятый класс. Выпускной. И большая, большая жизнь впереди, которая, как золотая рыбка, может удовлетворить любое твое желание, скажи только, кем ты хочешь стать, и желание твое непременно исполнится. Кем же хочет быть он, Ваня Паршенков? А хочет он быть военным. Почему? А потому, что во все годы учения не по принуждению, а по характеру с готовностью подчинялся установленному порядку. «Ваня — дисциплина, — шутили одноклассники. И всерьез добавляли: — Таких армия любит».
С тех пор и засело в голове: «Армия…»
С отцом поделился:
— Отслужу срочную, в армии останусь.
— Там видно будет, — остудил сына отец, — подумай лучше, кем в армию пойдешь?
— Самим собой, — сказал Ваня. — Кем же еще?
— Так, ясно, — игнорируя вопрос, сказал отец, — нахлебником значит?
— Я? — Ваня изумлен.
— А кем же еще? — кидал вопросы отец. — Что ты принесешь в армию? Какую такую специальность? Не шофер, не радист, не парашютист. На вот меня, армия, бери и учи. Армия, ясно, научит. А ты ей до призыва помоги.
— Всему не научишься, — приуныл Ваня.
— Всего и не надо, — сказал отец. — Шофером пойдешь. Колхоз обучит.
И Ваня Паршенков как сел за баранку в первый день армейской службы, так и не выпускал ее до самого увольнения в запас.
Армии никто никогда не хулит. Школа жизни. Кто прошел эту школу, тот человек! Армия и Ивану Паршенкову помогла утвердиться в этом высоком на земле звании — человек.
И вот он на гражданке. Кем быть? Вопроса нет, шофером. Где жить? Сестра зовет под Москву. Туда и поехал, не подозревая, как некоторые события его прошлой жизни отзовутся на его дальнейшей судьбе. А было вот что. В интернате, где он жил, когда учился в старших классах школы, стали пропадать из ларька без продавца деньги. То рубль пропадет, то два, а то целая трешка исчезнет. Иван Паршенков — староста. С него и спрос: сними пятно со всех, укажи на похитителя! А как укажешь?