— Срочно? — спросила замдиректора клиники.
— Желательно сегодня, — сказал следователь.
Жигалина приехала после обеда.
— То, что Иванов лежал в палате один, — вынужденная мера, — объясняла она. — Видите ли, у Иванова подозревали гепатит.
— Подозревали или он действительно болел желтухой?
— Болел, — коротко ответила Жигалина.
Вела она себя несколько начальственно и на все вопросы отвечала самым категорическим тоном.
— Вы вызывали инфекционного врача?
— Я сама врач, — усмехнулась Жигалина. — И достаточно опытный, уверяю вас.
— Но держать заразного больного… — начал было Олег Петрович.
— Поэтому мы изолировали его от остальных, — перебила следователя Жигалина. — Даже кормили в палате, чтобы исключить контакт с другим больными.
— Но это нарушение, — не удержавшись, резко сказал Шляхов.
— В какой-то степени да, — согласилась замдиректора. — Но попробуйте встать на мое место. Человека кладут в больницу с заболеванием нервной системы. Подчеркиваю, нервной! И вдруг я обнаруживаю у него гепатит. Сразу оговорюсь: форма не острая… Так что же прикажете делать? Переводить его в другую больницу? Дополнительно травмировать? — Она посмотрела на Шляхова долгим взглядом и, не дождавшись ответа, продолжила: — Я приняла, на мой взгляд, самое правильное решение: оставить Иванова в неврологическом отделении… Хорошо, пусть меня за это накажут. Но моя совесть врача спокойна. — Жигалина помолчала и добавила: — Для вас он преступник, а для нас просто больной. Мы должны прежде всего думать о его здоровье, как его вылечить… Между прочим, на войне даже врагу я была бы обязана оказать врачебную помощь. Понимаете, получая диплом после окончания института, я давала клятву Гиппократа! — уже с пафосом закончила Жигалина.
После допроса Шляхов зашел к Папахину.
— Значит, говоришь, защищалась, как лев? — сказал тот, выслушав Олега Петровича.
— Не пойму только, кого она защищала, — поправил Шляхов. — Что были допущены грубые нарушения — ясно. Но меня смущает еще одно обстоятельство. Выяснилось, что Жигалина лечила в клинике только Иванова. Понимаешь? Только один подопечный.
— Чем она это объясняет? — спросил Папахин.
— Говорит, лечила Иванова с первого раза его поступления в клинику. А теперь якобы ее нагрузили столькими административными делами, что на других больных нет времени.
— Что же получается, — подытожил Александр Владимирович. — У Иванова персональный врач, персональная четырехместная палата, и даже еду ему приносят отдельно…
— Прямо номер люкс в гостинице, — кивнул Шляхов.
— А почему она допустила, что некоторое время с ним лежал Алтаев?
— По ее словам, она была категорически против, но настоял врач Алтаева.
— И это несмотря на то, что Алтаев мог заразиться? — покачал головой Папахин.
— Вот я и хочу выяснить. Насчет гепатита, насчет Алтаева и другого-прочего… Правда, Алтаева выписали из клиники девятого декабря. За два дня до одиннадцатого числа. — Олег Петрович посмотрел на часы. — Я пошел. Жду Алтаева на допрос.
— Когда закончишь, дай знать, — попросил Папахин. — Проведем опознание. Может, кое-кто из соучастников Иванова навещал его в больнице…
Вадиму Алтаеву шел двадцать первый год. Невысокого роста, смуглый, с монгольским разрезом глаз, он был явно напуган вызовом в милицию.
Шляхов постарался успокоить его и спросил:
— Чем болеете?
— Рука иногда отнимается, — как-то по-детски пожаловался парень. — А я работаю маляром…
— Когда поступили в клинику нервных заболеваний? — задал вопрос следователь.
— В прошлом году, первого декабря…
— В какой палате лежали?
— В двести пятнадцатой. Очень хорошая палата, большая, два стола, цветной телевизор… И еще только один человек.
— Как звали вашего соседа?
— Владимир Кириллович, — с нескрываемым уважением произнес Алтаев. — Мастер спорта по борьбе, выступал на международных соревнованиях. И вообще — мужчина в порядке.
— В каком смысле?
— Да стоит на один только костюмчик посмотреть! «Адидас»! Красного цвета, здесь белые полоски, — показал вдоль рукава допрашиваемый. — Рублей триста стоит, не меньше.
Он постепенно успокоился и разговорился. По его словам, Иванов жил в больнице, словно у Христа за пазухой. Готовили ему отдельно — бифштексы, цыплят табака и другую снедь. Друзья приносили шампанское и коньяк.
— Он даже курил в палате, — сказал Алтаев. — «Мальборо»…
Про цветной телевизор, изысканную кухню и курение в палате Шляхову раньше никто не говорил. И все, что сообщил Алтаев, сильно насторожило следователя.