— Эй, солнышко, проснись. Давай, посмотри на меня, проснись, — мягко говорит Зэндер и берет ее лицо в руки, поворачивая голову к себе.
Я даже не замечаю, что задерживаю дыхание, пока она слабо не открывает глаза и улыбается ему.
— Привет, горячий парень, — она слабо произносит.
Что-то не так. Кроме очевидных вещей, она лежит на осколках ламп, фоторамок, и еще бог знает чего, у нее нет голоса. Я быстро обвожу взглядом комнату, и мои глаза фокусируются на пустом флаконе возле ее кровати.
— Эддисон, звони 9-1-1, — тихо говорит Зэндер, нежно убирая волосы Мэг с ее глаз.
Я слышу его, но не могу ничего сделать, только не отрываю взгляд от флакона таблеток. Я насчитываю три флакона, но нигде не видно таблеток. Она приняла все? Что она приняла? Почему она это сделала? Я знаю, она это уже делала. Господи! Мы встретились в психиатрическом отделении с одинаковыми бинтами на запястьях, которые скрывали вертикальные шрамы, но теперь все в порядке. Мы обе в порядке. Мы обе живем своей жизнью и знаем, что единственный момент слабости больше не повторится. Мы не станем делать это снова, потому что мы не хотим умереть.
Но может это не правда. Я знаю, что я так думаю, а что насчет нее? Мы никогда не говорили об этом. Наша дружба была основана на том, чтобы не лезть в жизнь друг друга.
Это работало.
Я смотрю на Зэндера, пока он мягко разговаривает с Мэг и старается заставить ее сфокусироваться на нем и не дать ей заснуть. Я понимаю, что это не сработало. Вообще не сработало. Это была тупая идея. Это вообще не имеет отношения к дружбе. Дружба это значит быть рядом с кем-либо, помогать в сложный период и отмечать хорошие новости вместе. Знать все о другом человеке и все равно любить его и находиться рядом. Я ничего такого не делала для Мэг. Я держала ее на расстоянии и понятия не имела, через что она прошла и все еще проходит. Стоя здесь, наблюдая, как она пытается открыть глаза, я вспомнила тот день, когда я зашла домой после безумного звонка отца.
Я забежала в дом и натолкнулась на тетю в кухне.
— Не ходи туда, дорогая. В ее комнате следователь, — сказала она и положила руки мне на плечи. Я стряхнула их и постаралась пройти мимо нее.
— Мне нужно туда. Мне нужно ее увидеть.
Она обняла меня сзади и прижала к себе. Я вырывалась. Мне нужно было пройти в другой конец коридора. Мне нужно было увидеть, что это просто шутка. Этого не могло произойти. Это не правда.
— Эддисон, дорогая, тебе не стоит идти туда, — мягко прошептала она мне в ухо.
— ПУСТИ! МНЕ НУЖНО УВИДЕТЬ ЕЕ! — закричала я во все горло.
Я, наконец, вырвалась из ее хватки и побежала по узкому коридору в спальню моих родителей. Я проигнорировала отца, который рыдал в гостиной, прижавшись к стене.
Я остановилась в дверном проеме, как раз когда мужчина в черном пиджаке отошел от кровати и кивнул мне.
— Она спит. Она просто спит, — я бормотала сама себе, когда впервые ее увидела.
Она лежала на боку, под покрывалом, отвернувшись от меня.
Мужчина в костюме подошел ко мне и положил руку мне на плечо:
— Я сочувствую твоей утрате.
Я даже не взглянула на него. Я не могла отвести взгляд от мамы.
Когда он прошел мимо и вышел из комнаты, мои ноги медленно понесли меня к кровати, ближе к тому месту, где она спала, просто спала.
Я обогнула кровать и наконец увидела ее лицо, такое спокойное и умиротворенное.
— Мам?
Ответа не последовало, и я подошла на шаг ближе, пытаясь найти признаки жизни, что-нибудь, что бы подтвердило, что этого не происходит.
— Нет, нет, нет, нет, нет,— я бормотала сквозь слезы, стоя рядом с кроватью, просто глядя на нее. Я была не способна двигаться. Моя грудь болела, зрение помутнело от слез. Я обняла себя за талию и продолжала повторять свое отрицание, пока не начала орать снова и снова:
— НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!
— Нет, нет, нет, нет.
Звук моего собственного голоса вернул меня в настоящее. Я попыталась понять, что происходит.
— ЭДДИСОН!
Крик Зэндера заставил меня подпрыгнуть, и я поняла, что не свожу взгляда с пустых флаконов, вместо того чтобы помочь Мэг.
Трясущимися руками я набираю 9-1-1 и монотонным голосом говорю диспетчеру, что по моему мнению моя подруга пыталась себя убить.
Как только Зэндер понял, что я в порядке и больше не собираюсь стоять без дела, размышляя о нашей дружбе, Зэндер оставил меня наедине с Мэг, а сам вышел на улицу в ожидании скорой помощи. Я сижу рядом с ней, держу голову на своих коленях и стараюсь не заплакать, когда она смотрит на меня. Ее глаза заплыли от снотворного, которое прописал ей доктор, чтобы избавиться от кошмаров.
— Почему? Почему ты не сказала мне? — шепчу я, поглаживая рукой ее щеку.
— Глупо, Эдди, мы не рассказываем ничего друг другу, — еле слышно говорит она с улыбкой на лице. — Все просто замечательно, если мы не разговариваем.
Я моргаю, не давая волю слезам, и смотрю на нее.
— Прости меня, мне так жаль.
У нее вырывается смешок, она слабо протягивает руку и слегка похлопывает меня по руке.
— Ты такая глупая. Это не твоя вина. Это МОЯ вина. Это все моя вина. Все моя вина. Они умерли из-за меня. Меня, меня, меня. Я во всем виновата. Мне так хочется спать, — почти беззвучно говорит она, ее глаза закрываются.
— Нет, Мэг, проснись! Ты не можешь заснуть. Пожалуйста, Мэг, открой глаза, — умоляю я, по щекам струятся слезы. Ее глаза медленно приоткрываются, но не фокусируются на мне. Она смотрит на точку над моей головой.
— Мне не стоило убегать на вечеринку. Мне не стоило столько пить. Моя вина, что ты приехал за мной. По моей вине тебя сбил грузовик. Моя вина, моя вина, моя вина, — она грустно шепчет. — Я все исправлю. На твоем месте должна была быть я.
Я кручу головой туда-сюда, не понимая, что она говорит, но зная, что все не так.
Так не должно быть. Ничего этого не должно было случиться. Мне стыдно, что я не была хорошей подругой и не знала, что она держит в себе.
Пока Мэг периодически теряет сознание, я вспоминаю мудрые слова доктора Томпсон и делаю то, что не делала уже давно.
Я молюсь.
Глава 13
Молчи
— Нельзя ожидать, что люди сами поймут, что ты хочешь от них, если ты держишь все в себе, Эддисон, — заявляет доктор Томпсон, усаживаясь поудобнее напротив в своем кресле и протягивая руку за чашкой кофе.
На ее белой чашке розовым цветом детским почерком написано «Лучшая мама в мире». Это напомнило мне какую каляку-маляку я делала для мамы на каждый День матери. На секунду я задумалась, стояла ли еще эта чашка в кухонном шкафу в доме моих родителей. Возможно уже нет. Я уверена, что ее давно уже там нет, как и других вещей моей матери.
— Твоя злость словно живой, дышащий организм. Его нужно отпустить или он потихоньку будет тебя съедать. Твой отец научился общаться с людьми в реабилитационном центре. Он знает, что он предал тех, кого любил. Он также знает, что они будут на него злиться.
Ты избегаешь общаться с ним на важные темы, потому что ты боишься взбаламутить воду. Ты все еще слишком переживаешь за него и за то, что он может сделать, что ты не думаешь о себе. Ты не сможешь справиться со своим разочарованием, пока наконец не признаешь, как на тебе отразилось его пьянство. Вам обоим следует поговорить об этом и двигаться дальше.
Легче сказать, чем сделать. У нас с отцом никогда не было таких отношений, чтобы мы могли просто сесть и поговорить о своих чувствах. Такие отношения у меня всегда были с моей мамой. Моему отцу следует звонить, когда у тебя проблемы или тебе нужно поднять что-нибудь тяжелое. Он всегда придет на помощь, и у него в запасе всегда есть шутка или что-нибудь еще, чтобы развеселить тебя. Но он никогда не имел дело со всякими сюси-пуси. Он никогда не был тем человеком, к которому я могла бы обратиться или на которого можно положиться. Наверное, это не лучшая мысль идти к нему сейчас, когда он только что вышел из реабилитационного центра и любая стрессовая ситуация может вернуть его обратно.