— Я не преследовал тебя, Эддисон. Я присматривал за тобой, чтобы убедиться, что ты в порядке.
Я издаю непривлекательное фырканье и закатываю глаза.
— Оу, простите, это новый термин, который обозначает следить за кем-то, знать все о нем и потом заставить влюбиться? Мой промах, — с сарказмом говорю я.
Он сокращает дистанцию между нами и протягивает ко мне руку. Я быстро отступаю на шаг назад. Я не хочу, чтобы он касался меня. Его лицо омрачается, когда я продолжаю отходить, пока не врезаюсь в стену напротив.
— Мне жаль, Эддисон. Мне очень жаль. Я собирался тебе сказать. Клянусь Богом, меня убивал тот факт, что мне пришлось это скрывать. Я знал, что если скажу слишком рано, то ты уйдешь. Я не хотел потерять тебя. Я люблю тебя. Пожалуйста, ты должна мне поверить, — умоляет он.
— Ты не любишь меня. Все было ложью. Ты все знал обо мне, все это время. Все это время я думала, что это реально, но нет. Тебе просто было меня жаль, — всхлипывая, говорю ему.
Я не хочу плакать перед ним. Я не хочу говорить, что просто находиться с ним в одной комнате терзает мое сердце, которое держится на тонких ниточках.
— Это никогда не было ложью и мне никогда не было тебя жаль. Я беспокоился о тебе и хотел, чтобы ты была счастлива. С первого взгляда, когда я увидел тебя в больнице, я знал, что хочу узнать тебя получше. Это было неправильно, и я знал, что это неправильно, но не мог ничего с этим поделать. Ты была такой красивой и такой сильной. Каждый раз, когда ей сообщали плохие новости, ты стойко выносила их за нее. Я видел, как взрослые мужчины ломались перед своими семьями и целой бригадой врачей, но ты высоко держала голову и давала своей маме силы и храбрость для борьбы, — говорит он мне, напоминая мне каждый раз, когда мне хотелось выбежать из больницы, орать во все горло от несправедливости происходящего. Но я ни разу так не сделала. Я никогда не хотела, чтобы она видела, как я боялась ее потерять.
— Она постоянно говорила о тебе. О том, как вы были близки, и как она до смерти боялась того, что с тобой станет, когда умрет. Она знала, что твой отец не сможет быть сильным для тебя. Она беспокоилась, как это повлияет на тебя. Она видела, как я смотрел на тебя, когда наблюдал за тобой издалека. Она шутила над тем, какие вопросы я, в конце концов, стану ей задавать о тебе. Во время последнего осмотра она взяла с меня обещание, что я найду тебя и прослежу, чтобы с тобой все было в порядке.
Его слова не смягчили предательство. Мне стало даже больше одиноко, и я сильней разозлилась от мысли, насколько близок он был к моей маме, что мог дать ей подобное обещание.
Я скрещиваю руки на груди и не говорю ни слова, пока он продолжает свое объяснение.
— Я старался держаться от тебя подальше, клянусь. Я знал, что перейду столько границ, если постараюсь связаться с тобой, когда я узнал о ее смерти. Я старался игнорировать свое обещание, забыть и продолжать жить, — он продолжает. — Но затем, одной ночью, я был на обеде и поднялся в ER, чтобы поговорить с другом Нейтом. Я только начал говорить с ним о планах на выходные, когда парамедики ворвались в двери и нас вдруг окружили доктора и медсестры, люди, выкрикивающие приказы. Я взглянул на каталку и мое сердце упало. Я увидел, как ты лежишь там без сознания. Твои руки, одежда и кровать — все было в крови. Меня это до смерти напугало.
Я не хочу вспоминать тот день, но не могу справиться. Воспоминания настолько яркие, я могу почувствовать чистый, антисептический запах больницы, почувствовать, как меня поднимают с каталки, услышать крики и приказы докторов вокруг. Только в этот раз я слышу голос Зэндера, чистый как колокольчик. Он просит меня открыть глаза и говорит, что все будет хорошо. Я слышу, как его голос разговаривает со мной сейчас, и я слышу его голос тогда. Осознание, что он разговаривал со мной тогда, старался поддерживать меня в сознании, должно было наполнить мое сердце теплом, но этого не происходит. Я смущена и пристыжена. Я зла от того, что он видел меня в таком состоянии. Он видел меня в один из самых слабых моментов в моей жизни. Он стал свидетелем того, насколько разбита я на самом деле.
— Это моя вина. Мне стоило сдержать обещание. Этого бы не случилось, если бы я сдержал обещание, — печально констатирует он.
— Ну, к счастью для тебя, больше тебе не придется тонуть в самосомнениях и в чувстве вины. Ты однажды посмотрел на меня и решил, что сможешь меня починить. Мне не нужна твоя помощь, и мне не нужна жалость, — говорю я ему, отворачиваюсь от него и игнорирую боль, которая пронзает его лицо. — С этого момента держись от меня подальше.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Я в ярости от того, что он признался, что был со мной из жалости. Ему казалось, что моя попытка самоубийства была его виной, что он не выполнил обещание, данное маме. Все это время я думала, что он был со мной, потому что он хотел, а не потому, что ему пришлось.
— Пожалуйста, Эддисон, не уходи. Не так, — умоляет Зэндер, следуя за мной, пока я иду к входной двери.
Когда я поворачиваю замок и тяну дверь, он протягивает ко мне руку и хлопает ладонью по двери, закрывая ее.
— Пожалуйста, не уходи. Я не правильно все объясняю. Мне никогда не было тебя жаль. Клянусь Богом. Я люблю тебя. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Я не хочу потерять тебя вот так.
Он прижат к моей спине, его губы у моего уха, когда он умоляет меня. Очень тяжело оставаться сильной и не сдаться, когда он так близко. Его рука все еще покоится на закрытой двери, а его ладонь держит меня. Я не знаю, что делать. Я не знаю, чему верить. Я хочу развернуться к нему лицом, чтобы он обнял меня и забыл всю боль. Но он тот, кто причинил мне боль в этот раз. Если забыть тот факт, боль не исчезнет. Я не могу заметать свои проблемы под ковер и забывать о них. Прямо сейчас ложь Зэндера — большая проблема. Я отказываюсь это игнорировать.
— Тебе следовало быть честным со мной. Я провела последних полтора года, смотря на отца, который врал мне снова и снова, глядя мне в глаза. Я думала ты другой. Я думала, что могу доверять тебе, — говорю я, снова поворачиваю дверную ручку и распахиваю настежь дверь.
Его рука отпускает меня. В этот раз он не пытается меня остановить.
— Ты можешь доверять мне, Эддисон. Пожалуйста, просто скажи мне, что сделать, и я сделаю. Я сделаю что угодно.
Я останавливаюсь в дверном проеме и игнорирую каждый инстинкт, который говорит мне повернуться и дать ему еще один шанс. Я игнорирую бешеный стук своего сердца в груди, при мысли о том, что я больше его не увижу. Я слишком долго доверяла своему сердцу. Это не принесло ничего, кроме боли. Мне стоит прекратить думать сердцем и начать пользоваться головой. Если бы я хорошенько подумала, может я могла бы увидеть признаки его предательства. С меня хватит людей, которые мной пользуются, и моей слепой веры в них.
— Просто держись подальше от меня.
Отрезая последний кусок от сердца, я покидаю дом Зэндера и его жизнь, не сказав больше ни слова.
Глава 17
В последний раз
— Жизнь — тяжелая штука, Эддисон. Периодически все падают. Важно снова встать. Ты встаешь, идешь дальше и делаешь все, что в твоих силах. Все, чего я хочу, это увидеть, как ты делаешь все возможное, — говорит доктор Томпсон. — Мое сердце разбивается на осколки, когда я вижу тебя в таком состоянии. Я знаю, что в тебе гораздо больше жизни, и ты гораздо больше можешь дать людям.
На секунду я задумываюсь, заботится ли доктор Томпсон обо всех пациентах так, как обо мне. Еще я думаю о том, есть ли у нее вообще другие пациенты. Я видела в телешоу, как люди заходят в одну дверь и выходят в другую. Таким образом они никогда не встречаются. У доктора Томпсон только одна дверь, значит это не тот случай. Естественно, жизнь — это не счастливое телешоу, где проблемы решаются меньше чем за тридцать секунд. Вероятно, она так планирует встречи, чтобы люди не встречались на лестнице.