Ана Мелех
Присмотри за мной
ПОСВЯЩАЕТСЯ
моему отцу.
Эта история –
свидетель твоей болезни и нашей борьбы с тем,
с чем бороться невозможно.
Она была в работе, когда мы надеялись,
и когда надежды уже не осталось.
Эта книга видела, как ты ушел…
Я знаю, ты гордился бы мной, пап.
Я люблю тебя.
И дико скучаю.
ГЛАВА 1
Бжжж. Бжжж. Бжжж.
Пытаюсь нащупать телефон не открывая глаз.
Бжжж. Бжжж. Бжжж.
Черт, да где эта адская машина?!
Бжжж. Бжжж. Бжжж.
Вот он, жужжит уже под пальцами. Не глядя на номер, нажимаю прием.
– Веселый, милый дом,
Тебе так страшно в нем, – динамик непривычно щелкает, будто я держу в руках не айфон последней модели, а трубку бабушкиного стационарного телефона.
– С кем я говорю? – мой голос хриплый ото сна, и мне немного стыдно за это карканье. Хотя, если не хотят подвергать свой слух испытаниям, то нечего звонить ночью.
– Я двери не закрою,
Приду играть с тобою, – такие помехи, что я с трудом разбираю слова.
– Извините, вы не туда попали, – уже собираюсь нажать отбой, как слышу:
– Один упал, другой удрал,
А третий без вести пропал, – мужчина! Голос точно мужской.
– Вы кто? – вскакиваю на кровати.
В груди разворачивает свои кольца давно уснувшая змея.
– Давай играть, давай искать,
Чтоб я смог жизнь твою забрать, – слишком механическое произношение, чтобы я смогла различить знакомые нотки, но мне кажется, что я все же слышу их.
– Это ты? – сон как рукой снимает.
Я прикладываю все силы, чтобы мой голос не дрожал.
– Скажи мне, это ты?
– Раз…
– Стой! – нужно что-то сделать, но я никак не соображу, что.
Нажимаю на кнопку записи разговора, но уже поздно. Абонент прервал звонок.
– Его здесь нет, – шепчу я себе, щелкая выключателем бра.
Поднимаюсь, расправляю шелковую ночную рубашку, привезенную из Франции. Я знаю, что не смогу нормально вздохнуть, пока не включу везде свет. Иду по своей просторной квартире на носочках, замираю перед каждым поворотом, собираюсь с духом, чтобы пойти дальше. В каждом углу, в каждой тени мне мерещится он.
Когда во всех комнатах не остается ни одного неосвещенного участка, наконец выдыхаю. Иду в свой кабинет. Обещаю себе не становиться истеричкой с развивающимся параноидальным синдромом*, но не удерживаюсь и заглядываю под массивный стол и за штору. Конечно, здесь никого нет. Ни его, ни кого бы то ни было еще.
Чинно сажусь в свое любимое кресло, сделанное на заказ, достаю из стола бумагу, ручку и записываю стишок, пока он не стерся из памяти. Хотя, конечно, я знаю, что он навсегда застрял в мыслях тупым, ржавым гвоздем. Как и все то, что приходилось слышать по телефону ранее.
Веселый, милый дом,
Тебе так страшно в нем.
Я двери не закрою,
Приду играть с тобою.
Один упал, другой удрал,
А третий без вести пропал.
Давай играть, давай искать,
Чтоб я смог жизнь твою забрать.
– Ты и так забрал мою жизнь, – произношу я в пустоту.
Открываю нижний ящик стола, где у меня хранится бутылка коллекционного виски и пара широких бокалов, наливаю себе половину. Сна все равно сегодня можно не ждать. Салютую себе с ироничным смешком. Проработка моих страхов принесла определенные плоды – я уже не разбиваюсь на части от одного воспоминания о нем и о том, что он сделал. Или думаю, что не разбиваюсь.
Сознательно гоню от себя все воспоминания, которые могут запустить опасный механизм самобичевания. Я не могла ничего понять. Я не могла ничего предотвратить. Я ни в чем не виновата. Только он.
Утро встречаю с этой же мантрой. Рассветные лучи заползают в кабинет, освещают деревянные панели, которыми обиты стены. Полосы света падают на книги по моей специальности, которыми забиты полки высоких дубовых шкафов, скользят по абсолютно пустому столу, путаются в длинном ворсе ковра. Я слежу за стрелками антикварных часов с удивительным для себя спокойствием и, когда они, наконец, доползают до девяти, беру в руки телефон.
– Элла Валентиновна, доброе утро, – по моему голосу никогда не скажешь, что во мне пара стаканов крепкого виски. – Будьте добры, отмените все мои лекции и всех клиентов на сегодня. Да, совсем всех. Да, вы можете перенести их на завтра. Да, спасибо.