Еще раз поклонившись, советник отступает. Украдкой утирает выступивший на лбу пот. Смотрит на величественную фигуру на Асгардском троне. На мягкую улыбку. Лучистый взгляд. И неожиданно сердце пронзает острая жалость.
День проходит в хлопотах. Возвращаясь в свои покои, Один чувствует, как гудят ноги, как приятной усталостью сводит плечи. Закрыв и запечатав дверь спальни, без сил падает на кровать. В всполохе зеленых искр тает образ Всеотца. Локи поворачивается на бок, сгибает в колене ногу. Обнимает подушку. Улыбается. Рассеянно думает, что нужно было прихватить одну из покоев Тора – тогда можно было бы вдыхать его запах, представлять, что обнимаешь теплые плечи.
Обычно рациональный разум Локи дремлет, нежится в воспоминаниях, не пытаясь привычно анализировать то, что произошло. Кажется, вся магия, все чудо прошлой ночи будут утеряны, начни он раздумывать, размышлять.
Он вспоминает губы – требовательные, настойчивые, нежные.
Он вспоминает прикосновения сильных рук. Властные, собственнические, обжигающие.
И тело отзывается сладкой тянущей болью внизу живота, словно все что между ними было, – случилось на самом деле, а не в глубине их объединенного магией разума.
Всего лишь сон...но изголодавшемуся по теплу Локи довольно и этого.
Его переполняет чистое, ничем не замутненное счастье – чувство, которое Локи не испытывал с самого детства, и теперь он купается в нем, нежится, точно кот, греется в ласковом тепле.
Ему больше не кажется странным, что Тор не появился сегодня в тронном зале. Очевидно, что брату нужно время, чтобы простить Одина за вчерашнюю безобразную сцену. Пусть. Так даже лучше. За это время он наконец, сможет придумать, что делать дальше. Как объяснить, то, что объяснить ох как непросто. Как пережить гнев брата – а то, что Тор его по головке не погладит, – очевидно.
Но у них получится. Они справятся.
Локи в это верит. Теперь – верит.
И лежит на кровати, прижимая к груди подушку. Жалея лишь об одном – что она не из комнаты Тора.
Проходит два дня. Два дня, наполненных приемами, неотложными государственными делами, нетерпением и острым, почти болезненным ожиданием.
Тор не приходит. Его не видно во дворце, на тренировочной площадке, в библиотеке.
“Ему нужно время”, – упрямо шепчет Локи, борясь с желанием немедленно пойти в комнату брата, послать слуг на поиски.
А на исходе третьего дня в покоях Одина раздается громкий стук.
- Мой царь! – взволнованный голос за дверью заставляет распахнуть ее, лишь в последний момент вспомнив о необходимости принять правильный облик.
- Что случилось? – сердце отчего-то коротко колет, будто острой иглой.
- Муспельхейм. – Руки советника дрожат, и он стискивает их изо всех сил, в попытке овладеть собой.
Один стоит молча, обжигает взглядом. И советник, неожиданно осознает, что сейчас перед ним отнюдь не немощный старец, изможденный смертью жены и младшего сына.
Перед ним – Царь, в сравнении с силой которого сам он – не более чем муравей под подошвой сапога. И сапог этот готов опуститься ему прямо на голову. Причем за дело. Боги, за дело!
И от страха советник начинает сбивчиво оправдываться:
– Мы давно получали из огненного мира тревожные вести. После той истории с лунным медом... сыны Сурта только и ждали удобного случая, чтобы отомстить. И, похоже, дождались. За последний год мы были вынуждены трижды сменить весь состав нашего гарнизона на границе с их миром. Слишком много смертей. Слишком тяжело даже для закаленных воинов. Они отказывались долго там находиться. А сейчас... сейчас...
- Хватит мямлить! – не выдержав, по-змеиному шипит Один.
Подносит пальцы ко лбу, – советник замечает, что они дрожат, – прикусывает губу. Берет себя в руки и уже тише спрашивает:
- Почему не доложили? Если огненные великаны нападали на асов, давно уже нужно было послать туда эйнхериев!
- Мы докладывали, Ваше величество, – белеет и без того бледный советник. – Но Вы сказали, это подождет.
Сердце колотится уже где-то в горле. Да, возможно, он пропустил. Не обратил внимание. Не до того было. Хотя, конечно, это не оправдание. Но, ведь на самом деле ничего страшного не случилось, да? Армию можно послать и сейчас. Все можно исправить.
Тогда чего же он так испугался?
- Подробности. – Коротко бросает Один, отодвигая аса и широким шагом направляясь в зал военных советов. Придворный послушно семенит следом.
- Полторы недели назад внезапно опустели все поселения огненных великанов на расстоянии в несколько дней пути от границы. Гарнизон выделил в разведку десяток самых опытных бойцов. Их прождали семь дней. Не вернулся никто. Тогда, – голос советника внезапно садится, и он нервно откашливается, прежде чем продолжать, – за ними отправился новый отряд. Вдвое меньше. Они сами вызвались, мой царь! Они как раз только прибыли в Муспельхейм и вызвались сами!
Голос советника падает до шепота. Он останавливается и умоляюще смотрит на Всеотца. Один резко оборачивается. Лицо – бледное и застывшее, словно посмертная маска. Губы беззвучно шевелятся.
- Они ушли три дня назад, но до сих пор не вернулись, мой царь. – Советник чувствует, как немеют губы. – А потом на гарнизон напали сыны Сурта. И... гарнизона больше нет. Там все мертвы.
Смотреть в лицо Одину невыносимо. По вискам катятся капли пота, крупные, точно слезы. Безумный, наполненный ужасом взгляд прожигает до самой души. И советник отчаянно молится всем богам, чтобы Всеотец не догадался, не задал тот самый, главный вопрос. Но с губ Одина срывается хриплое:
- Тор...
Советника начинает бить крупная дрожь. А в плечи впиваются скрюченные ледяные пальцы. Искаженное болью лицо приближается к самым глазам, и советник скорее ощущает, чем слышит:
- Где Тор?
И дикий, распарывающий тишину крик:
– Отвечай, Хель тебя побери!!!! Где Тор?!?!?
Советник обессилено оседает, падает на колени.
- В Муспельхейме, государь. Прошу, простите меня. Он не велел Вам говорить.
Короткий мучительный стон. Вспышка зеленого света. И распластавшийся по земле советник понимает, что в коридоре он уже один.
В грудь словно вложили раскаленный камень. Он мешает думать, мешает дышать. Боги, какой же ты идиот! Ты так долго верил, что не нужен ему, что даже не задумался, что он почувствует, когда наутро откроет глаза. Когда поймет, что все это было всего лишь сном. О чем ты думал, Локи? Где был твой разум?!
- Хеймдалль!!!
Радужный мост мерцает во тьме. И впервые он вызывает не восхищение, а ненависть.
Опять... боги Всевышние, опять он разделил их бесконечной бездной! И Локи кажется, что он снова падает через мрак и первобытный хаос, что все существо его засасывает огромная черная дыра.
От собственной глупости, от бессилия хочется выть. Почему, ну почему он не велел закрыть Биврёст для всех перемещений?! Почему такая простая мысль даже не пришла в голову?! Тогда Тор был бы здесь.
- Хеймдалль!!!!!!!!
Я убью тебя. Я сам тебя убью, если с тобой там что-то случится. Слышишь, брат?! Я убью тебя, я буду ненавидеть тебя до конца времен, если ты вздумаешь в этом аду умереть! Найду в царстве Хель, оживлю и снова убью, чертов ты дубиноголовый упрямец!!!
- Хеймдалль!!!!!!!!!!!
Страж Радужного моста неторопливо поворачивается. Шагает навстречу. В золотых зрачках отражаются всполохи миллиардов звезд. Темное лицо невозмутимо, будто высечено из камня.
- Верни его!! Немедленно!
Качает головой. В глазах спокойствие и легкая грусть.
- Верни! Это приказ!!!
- Я не могу.
- Он... – Локи чувствует, как немеют ноги и, не удержавшись, падает на колени. – Он...
Дальше говорить не получается.
- Он жив.
От неимоверного облегчения сгибает пополам, и Локи почти распластывается, обессилено опираясь руками о мост. Из глаз катятся слезы, но он даже не замечает, повторяя про себя одно единственное слово: жив!