Вместо ответа Сурт молча и коротко бьет Тора по лицу, и от вспыхнувшей во всем теле боли тот кричит, не сумев совладать с собой. На израненной коже вздувается очередной багровый ожог, и от запаха паленого мяса Тора едва не выворачивает наизнанку. Рот наполняется металлическим привкусом крови.
- Ты здесь. Это хорошо. – Сурт разговаривает короткими рубленным фразами. Разглядывает удовлетворенно. – Я долго тебя ждал.
- Если так сильно был нужен, заглянул бы в гости. Посидели бы, меду попили. – То ли от дикой боли, то ли от долгого пребывания вниз головой, Тора несет. Издеваться над Владыкой Муспельхейма, болтаясь под сводом пещеры, точно свиной окорок, вряд ли разумно, но остановиться Тор уже не может. – Ты смотри, какой у нас парень горячий. Отмыть, приодеть – и от баб отбоя не будет!
И практически без паузы выкрикивает:
- Где мои друзья?!
Сурт медленно расплывается в ухмылке. На черном как ночь лице, истекающим, будто кровью, огнем, эта ухмылка выглядит адским оскалом. Указательный палец медленно поднимается, тыча куда-то себе за спину.
- Там. В клетке. Не надейся на их помощь.
От облегчения Тор едва не теряет сознание. Живы. Слава всем богам, живы!
- Зачем я тебе? – следующий вопрос слетает с губ уже легко.
Сурт задумчиво разглядывает его, точно раздумывает, стоит ли отвечать. Но, в конце концов произносит:
- Месть. Бёльверк.
Несмотря на то, что ответ не является неожиданностью, Тор в бешенстве стискивает кулаки. Да будь ты проклят, отец! Как же я устал платить по твоим счетам…
- Хочешь отомстить Одину?
Медленно кивает.
- Лунный мед?
Еще кивок. И короткое:
- Он придет за тобой.
Тор, не удержавшись, фыркает. И говорит абсолютно искренне:
- Придет? За мной? Ты плохо его знаешь. Один не станет так рисковать. Даже ради собственного сына.
Сурт качает головой. К чему-то прислушивается. И, наконец, отвечает:
- Он уже идет. Жди.
Ухмыляется, и черное лицо искажает пылающее безумие.
- А потом я убью тебя.
Время тянется бесконечно. Минуты сливаются в часы, ползут неторопливо, как улитка по длинному стеблю цветка. Сурт снова исчез, слился с тенями в дальнем углу пещеры, затаился, будто зверь перед прыжком.
Тор изо всех сил старается не смотреть в его сторону, но взгляд, помимо воли, каждый раз возвращается к плотному пятну мрака. Брови громовержца хмурятся. Сухие, искусанные губы беззвучно шевелятся.
Что значит «Один уже идет»? Ложь? Или правда?
В правду хочется верить, но… Тор не привык сам себя обманывать. Он слишком хорошо знает Одина. Тот никогда не поставит на карту будущее Асгарда, не рискнет оставить его без правителя, пусть даже ради спасения родного сына.
К собственному удивлению, Тор даже не чувствует злости. Один всегда ценил Асгард выше собственных интересов. Выше всего и всех. Может, так и должен поступать истинный царь?
Нет, все совершенно очевидно. Ждать нечего. Сурт заблуждается. Отец не придет.
А значит, месть Сурта будет направлена на одного Тора. Прекрасно! Разве не за этим он отправился в Муспельхейм?
Тор неожиданно рвано выдыхает. Если повезет, сегодня в сумрачных чертогах Хель его встретит Локи.
Закрыв глаза, он позволяет себе на короткое мгновение вспомнить молочную белизну кожи. Острые скулы и изумрудный взгляд. Тонкие пальцы, медленно, с наслаждением расчесывающие пшеничные волосы – прядка за прядкой. В груди что-то сжимается – сладко и больно, будто лопается туго натянутая струна. Тор до крови закусывает губы, чтоб не застонать. А потом улыбается. Светлой, спокойной улыбкой.
Скоро.
Очень скоро.
Надо только придумать, как заставить Сурта отпустить друзей. А потом…
Додумать он не успевает. Потому что именно в этот момент под сводами пещеры раздается громкий, уверенный голос Одина:
- Приветствую тебя, Владыка Муспельхейма. Ты ждал меня? Я пришел.
Комментарий к 10. Мы будем жить вечно,
Сквозь бури и битвы,
Сквозь зло и обиды,
Шагая беспечно.
Мы будем жить вечно,
Бесстрашно и вольно,
Хотя порой – больно...
Хотя порой – лечь бы...
Мы будем жить вечно,
Где жить невозможно.
Развяжем лишь ножны,
Расправим лишь плечи.
Мы будем жить вечно,
В обманщицах-сказках,
В легендах и красках
Картин безупречных.
Пусть стелет лёд вечер,
Пусть дышат тьмой двери –
Но в смерть мы не верим
И будем жить вечно...
====== 11. ======
- Один! – удовлетворенный рык Сурта эхом разносится по темной пещере.
Подается вперед. С жадностью вглядывается. Алые глаза торжествующе вспыхивают.
Один не двигается. Позволяет себя рассматривать.
Высокая, величественная фигура в золотых одеждах, будто только сошедшая со ступеней Асгардского трона. Один не смотрит на сына, но Тор…Тор не может отвести взгляд. Не может поверить, что отец все-таки пришел. Рискнул ради него. Даже не собой – Асгардом. Ведь погибни они оба, кто сядет на престол? И это вечно предусмотрительный Один, которого он знал? Невозможно. Неправильно. Нереально.
Что-то не так.
Что?
И сердце колотится точно запертая в клетке птица.
- Чего ты хочешь, Сурт? – между тем, спокойно интересуется Один. Смотрит прямо, не отводя взгляд. Поза расслабленная, руки скрещены за спиной. – Что ты желаешь получить за жизнь моего сына и… – пауза. Склоняет голову набок, точно прислушиваясь к чему-то. Удовлетворенный кивок. – …его спутников?
- Отец, нет! – хрипит Тор. Хель, это какой-то дурной сон. Один сошел с ума! Он же должен понимать, что все бесполезно! Сурт не отпустит его. Сурт жаждет мести.
Или… дело не этом?
Тогда в чем?
И внезапным осознанием – ты же видел. Корона. Вечное пламя. Рагнарёк.
- Отец!!!!!!!
Но Сурт переводит на громовержца взгляд алых глаз, и Тора сковывает немота. Язык словно прилипает к гортани, из горла не вылетает больше ни звука.
А Один даже не поворачивается. Смотрит на Сурта. Внимательно. Сосредоточенно. Лишь сильнее стискивает сцепленные в замок ладони. И, словно невзначай, делает небрежный, скользящий шаг, закрывая собой Тора, становясь между ним и огненным великаном.
А Тора обжигает какая-то неясная мысль. Воспоминание. В этом движении, в этом легком, точно в танце, шаге – есть что-то знакомое… неправильное.
Что-то, чего не должно быть.
Чего быть просто не может.
Тор замирает, а затем стискивает зубы и трясет головой, смахивая заливающий глаза пот. Внутренности скручивает от холодного, липкого ужаса, и Тор безнадежно силится понять, чем этот ужас вызван. Почему вдруг начинают дрожать внезапно заледеневшие руки.
Отчаянно он пытается поймать взгляд отца. Почему-то сейчас это кажется очень важным. Жизненно необходимым.
- Так чего ты на самом деле хочешь? – тем временем повторяет свой вопрос Один. – Мед поэзии, я полагаю, всего лишь предлог? Эту сказку Владыка Муспельхейма может рассказывать своим подданным. Не мне.
А Сурт неожиданно хмыкает, подается вперед. Гулко произносит:
- Ты стал мудрее, Бёльверк, с нашей последней встречи. И ты прав. Мне не нужен мед.
Выпрямляется в полный рост, возвышаясь, нависая над Одином, точно огромная скала. Шепчет вкрадчиво:
- Знаешь ли ты, что такое месть, Всеотец? Мудрецы говорят, это эхо проигранного сражения. Тысячелетиями мой народ слышал лишь его. Постыдное напоминание о нашей слабости. Но все изменилось. Эхо превратилось в набат. Мои сыны, наконец, откликнулись на него. На призыв сражаться и убивать. Ибо огненные великаны должны выполнить предначертанное судьбой. Начать Рагнарёк.
Голос Сурта набирает силу, разносится под сводом пещеры. Остророгая корона жуткой, изломанной тенью пляшет на стене.
- Ты спрашиваешь, чем можешь выкупить жизнь своего сына?