Он был в Челябинске проездом, когда возвращался после демобилизации из армии. Ему помнилось, что это очень далеко. То, что нужно сейчас.
– Купейный? – спросила девушка.
– Да.
Он взял билет, как индульгенцию. Все оставить в прошлом, чтобы снова жить. Ему все еще было не по себе, но уже хотя бы появилась надежда, что все образуется.
Мрачноватою вида смуглолицый проводник проверил билет.
– До Челябинска? – уточнил.
– До Челябинска, – подтвердил Козлов. – Там же написано.
Глава 10
Утро для него началось с перестука колес. Козлов открыл глаза и увидел покатый потолок купе. За окном мелькали деревья, отчего солнечный свет казался чередой хаотично вспыхивающих огней, рассыпанных вдоль железнодорожного полотна.
И когда чувства в нем проснулись, Козлов с изумлением обнаружил смену настроения. Он не стал счастливее. Просто к нему вернулась жизнь. Он лежал на верхней полке, глядя в потолок, и не чувствовал всепроникающей тревоги. Мысли были ясны. Как хорошо!
Козлов свесился с полки. Молодая женщина и ее дочка одновременно подняли головы.
– Здравствуйте! – жизнерадостно сказал Козлов. – Вы ночью, наверное, сели?
– Да, – приветливо улыбнулась женщина.
– Далеко едете?
– До Челябинска.
– И я до Челябинска.
– Завтракать с нами будете?
– Буду, – ответил Козлов, приятно удивленный своим открытием: у него проснулся аппетит.
Это было похоже на неожиданное выздоровление. Благородный консилиум уже вынес вердикт, что больной не дотянет и до следующего утра. Родственники наперегонки бросились прощаться, теснясь у постели, которая вот-вот станет смертным одром, а приговоренный вдруг беззаботно встал и пошел. Козлов засмеялся, счастливый.
– Какое утро, а? – сказал он, делясь своей радостью.
Женщина выглянула в окно. Мелькали деревья. Солнце уже поднялось над их верхушками. По небу плыли редкие облака. Все как обычно. Она так и не поняла ничего. Просто не знала, что такое проснуться и узнать, что живешь.
– Как дочку звать? – спросил Козлов.
– Валя.
– Сколько лет?
– Шесть.
– В школу не ходит еще?
– Этой осенью пойдет.
– Не рано?
– Нормально.
На столе лежала колбаса, стоял пакет с кефиром. Хлеб был нарезан по-женски аккуратно.
– Угощайтесь, – сказала женщина.
– С удовольствием. Только вы меня сдерживайте.
– Почему? – удивилась женщина.
– Во мне проснулся зверский аппетит, – засмеялся Козлов.
Солнечные лучи ласкали его лицо, и от этого ему было тепло и хорошо.
– А вы ешьте. У нас много всего с собой.
– Ну, смотрите, – развел руками Козлов. – Я вас предупредил.
Он взял несколько колечек колбасы и с наслаждением отправил их в рот. Маленькая Валя смотрела на него почти с восхищением.
– Умеешь так? – спросил Козлов.
– Нет.
– Плохо ешь, да?
– Плохо, – ответила за дочку мать. – Мучаемся с ней.
– А это пройдет.
– Вы думаете?
– Конечно. У меня вот, например, до сегодняшнего дня не было аппетита. Совершенно.
– Оно и заметно, – засмеялась женщина.
– Честное слово! – поклялся Козлов и тоже засмеялся.
В купе заглянул проводник. Кажется, со вчерашнего дня он стал еще мрачнее.
– Чай будем пить? – хмуро поинтересовался он.
– Да, – ответил Козлов. – Пять стаканов.
– Пять? – изумилась его соседка.
– Вы ведь с дочкой по одному выпьете?
– По одному.
– А мне три стакана, – сказал Козлов. – Итого пять.
Ему сейчас всего побольше хотелось: и чая, и смеха, и солнца. Он ничего этого не замечал раньше и теперь наверстывал упущенное.
– Вы домой едете? – спросила женщина.
– Нет, из дома.
– В командировку?
Козлов не стал ее разубеждать.
– А кем вы работаете?
– Даже трудно сказать, – засмеялся Козлов. – Я сейчас вроде бы никто.
– Безработный, что ли?
– Нет, здесь другое. Я аспирант. Пишу кандидатскую диссертацию.
– О! – сказала уважительно женщина.
– Когда ее напишу – буду преподавать где-нибудь в институте. Появится профессия, статус. А сейчас я действительно никто. И не учусь, и не работаю.
– Но ведь все впереди.
– Да, все впереди, – согласно кивнул Козлов.
Как она хорошо сказала – все впереди. Проводник принес чай – пять стаканов. Когда он ушел, Козлов сказал, кивнув ему вслед:
– Мрачный какой, а? Не радуется жизни.
– Человек при исполнении, – вступилась за проводника женщина.
– Если он при исполнении – у него улыбка должна быть от уха до уха, – сказал беззаботно Козлов. – Длина развернутой улыбки – десять сантиметров. Так в эмпээсовской инструкции написано.