Приспособленцы
I
Ты хочешь классных историй?
Их много есть у меня!
Рассыпаны буквы прекрасно,
И мозг будоражат слова…
Так что давай, доставай свои афигенские наушники, всунь их куда надо и включи «Год змеи – секс и рок-н-рол». Но не слишком громко, чтобы не заглушить своего внутреннего диктора. Который будет послушно читать тебе в слух, виртуозна парадируя твой собственный голос.
И да, чуть не забыл ‒ если ты в общественном транспорте, то продень лямку сумки через руку. Дабы ты потом не винил меня в тайном сговоре, где я отвлекал твоё внимание пока сообщник тащил твоё добро. И поставь напоминалку на мобиле. Ибо выходить из общественного транспорта надо там, где собирался.
Ты готов@?
Погнали…
I
Группа невменяемых дураков криво шаталась в разнобой и с энтузиазмом. Сталь звенела, терпела и вибрировала, когда они отчаянно бились в предсмертных конвульсиях, заставляя заднее колесо мотоцикла уходить в занос. Отчаянный в пластмассовом шлеме зашёл в затяжной поворот, наклонив железного коня до трения собственной коленки об асфальт, но мотоцикл всё ровно стремился вылететь с дороги. Именно тогда, по команде отчаянного в пластмассовом шлеме, компания невменяемых дураков начала биться в предсмертных конвульсиях, ударяясь своей дурной головой 12 000 раз в минуту, отправляя заднее колесо в занос, в управляемый занос. Мотоцикл визжал, брыка́лся, надрывался, но с трассы не вылетел, и без особых потерь в скорости прошёл поворот продолжая лидировать, обрушивая оглушительный визг на ревущую от экстаза толпу.
Отчаянные выходили из гаража, освободив лица от пластмассовых шлемов. 24 часа бодроствания, моторного масла, секса и рок-н-рола ‒ вот основные компоненты их жизни. От них разило потом, прокисшей одеждой, немного гарью и ещё чуть-чуть БОМЖатиной, словно в карманах у каждого валялось по куску вяленого хлеба. Лица их были измазаны машинным маслом и копытью. Это были лица победителей, и что-то животное было в их взгляде. Лица самых уверенных в себе мужчин. Именно эти небритые рожи в специфических запаха заставляли выпрыгивать из трусов девок всех мастей, и те, перевозбуждённые, брызжели как из брандспойта, когда взор отчаянных касался их тел.
А в соседнем зале мчался на черногривом коне воин, с телом столь прекрасным, что казалось будто боги высекли его из янтаря. Подобный Аресу «богу войны» рубил он ятаганом врагов своих с плеча до просаки. Алая кровь разлеталась веером по миру, а поражённые падали как озимые, распадаясь на двое, с плеча до просаки. Герой не ве́дал страха, ибо те, кто его взрастили, не знали и сами такого слова. Не знал герой и слова «назад», и «отступление» было ему незнакомо. Сейчас для героя существовал лишь ятаган, который был продолжением его руки, и конь, которого он собственноручно вскормил и выучил. Все трое ‒ конь, герой и ятаган сейчас одно нерушимое целое. Сейчас, здесь, на этом поле, есть только они и ещё не порубленные противники.
‒ Отступаем! – Кричали обречённые.
Но отступать было либо некому, либо поздно. Никто не мог попасть в героя, ибо был он невероятно крут и резв, и доскакивал до врагов на своём черногривом жеребце быстрее чем те нажимали на курок автомата.
Благодарная вселенная трепала его афигенные волосы, а златопёрые птицы вновь защебетали, восхваляя героя в своих песнях!
Мы вышли из зала №5, а женщина в униформе поинтересовалась:
‒ Ну что, нашли шарфик? Ушлёпки…
А я отвечаю:
‒ Нет. Должно быть спиздили. Надо посмотреть в другом зале.
Тогда женщина в униформе скомкала своё лицо и почти закричала:
‒ Пошли на хрен отсюда!
Мы подходим к экскаватору, Эйприл гипнотизирует бегающими зрачками экран собственного телефона и выдаёт:
‒ Статья 5.61 «оскорбление». Штраф должностным лицам от тридцати до пятидесяти Ка. Пошли к администрации.
Эйприл довольно привлекательная и огненно-рыжая девушка двадцати трёх лет. Она наша подруга и боевой товарищ. Яйца Эйприл ни чуть ни меньше наших, но в отличии от нас она хитра и настоящая стерва. В редкие моменты восторга, когда Эйприл выкидывает невероятно хитрый план, наподобие этого, я говорю ей «чистая тварь», и от самораспирающей гордости лицо её цветом приближается к волосам, а улыбка разрывает голову на двое. Сопровождается эта картина злобным смехом из запрокинутой головы. Точно злобный гений хохочет. Родители назвали её Алисой, но хронический насморк переименовал Алису в Эйприл, в девушку из ниндзя черепашек. Очень близкие друзья иногда зовут её Храпунцыль. Почему? Поймёте, когда перепадёт переночевать вместе.