— Тихо. Держи руки при себе. И, ради всех богов, не поднимай Садок.
— Что такое?
Она раздражено зашипела. — Считай ее Властительницей, — раздался резкий, напряженный голос.
Недуриан лишь поднял брови. Да неужели. Властительница? Тогда что, во имя Семи Миров, им тут делать?
Он следил за толпой спускавшихся на пирс пассажиров. Никто не выглядел особенно примечательным. Впрочем, одна из женщин выделялась из людей, или, скорее, люди начинали меркнуть перед властью и силой ее присутствия, казались трудноразличимыми, скорее напоминая призраки.
Однако он вряд ли уделил бы ей более чем мгновенный взгляд, не будь предупреждения Агайлы. Она оказалась женщиной среднего возраста, в простой потертой одежде, черты лица непривлекательны, волосы коротко обрезаны. Жена фермера или мелкого торговца, вот за кого он принял бы ее. Но теперь, хотя пассажиры почти отталкивали ее в проходе, она предстала магнитным камнем в потоке силы.
Женщина подошла к ним и встала. На плече висела небольшая сумка. Темные глаза впились лишь в Агайлу; впрочем, сейчас Недуриан вовсе не хотел оказаться выделенным из толпы. — Кто вы? — спросила гостья.
— Агайла.
Взор женщины скользнул им за спины. Она кивнула. — И Обо.
Недуриан удивлено оглянулся. Там стоял невысокий, жилистый, бледный старичок, пятнистая лысина и дикие завитки волос над ушами. ЭТО и есть великий и ужасный Обо? Не мимо него ли, сидевшего на скамейке, он прошел час назад?
Обо метнул ему неприязненный взгляд, будто говоря: "Чего уставился?" Недуриан торопливо отвернулся.
— И под каким именем вы сейчас странствуете? — говорила Агайла.
— Ночная Стужа.
— А ваши намерения? Нам не нужны провокации. Бурегоны в последнее время притихли.
Тонкие губы скривились, будто она услышала шутку. — Просто исследования.
Аайла, похоже, успела вернуть самообладание и вновь усмехалась. — Надеюсь. Вы понимаете, что мы будем следить за вами все время?
— Разумеется. — Женщина склонила голову, прощаясь, и пошла к улице.
Агайла обернулась к Обо. — Что ее принесло сюда? — прошипела она театральным шепотом.
Великий и ужасный Обо пожал костлявыми, как у пугала, плечами. — Не знаю.
— Один тип играется здесь с Меанасом, — вставил Недуриан.
Обо презрительно оглядел его с ног до головы. — Из какой Бездны ты вылез?
Дассем решился сразу, но три дня и ночи безмолвных бдений у алтаря понадобились, чтобы он нашел в себе достаточно воли и твердости открыть рот и заговорить. Это стало одним из труднейших решений жизни; делая его, он ощущал себя предателем всей веры и всего мира. Однако девочка слабела день ото дня и колебания ничего не могил изменить.
— Мой господин, — начал он, сидя, склонив голову, голосом тихим и хриплым, — мне предельно тяжко говорить… но я прошу милости.
Долгая тишина во тьме ответила его словам. Ночь словно поглотила мавзолей. Сам воздух стал очень холодным. Затем что-то пошевелилось, являясь, излучая кислое недовольство и даже разочарование.
— Дассем Альтор, — донесся слабый вздох. — И ты. А я возлагал на тебя столь великие надежды.
— Прошу, владыка. Она невинна.
Разочарование нарастало. — Ты знаешь, что это не важно.
Дассем склонился сильнее. — Да. Мне жаль. Просто с языка сорвалось.
— Тогда нам нечего обсуждать.
Он чуть разогнулся. — К сожалению, есть.
Череп древнего трупа на крышке саркофага пошевелился, обращаясь в его сторону. — О?
Дассем выпрямил спину. — Возьми меня.
— Прости, что?
— Вместо нее. Возьми меня. Жизнь за жизнь.
Череп отвернулся. — Я не торгуюсь.
— Тогда у тебя нет Меча. Я отбрасываю его здесь и сейчас.
Ответом стал мрачный смех. — Не решишься.
Дассем мгновенно вскочил на ноги. — Довольно. За все годы я ничего не требовал, ни о чем не просил. Теперь прошу об одном подарке, а меня гонят, словно нищего от дверей.
Высохший труп на саркофаге сел сам собой. — Все вы смертны, все вы нищие у моих дверей.
Дассем кивнул, соглашаясь. — Знаю. Итак, я обычный нищий.
Костяк разразился сухим смехом. — Слишком дерзкий нищий. Ты никто без звонкого титула.
Дассем отвернулся. — Между нами больше ничего нет. — Побросав в заплечный мешок немногочисленные вещи, не забыв два кошеля приношений Худу, он встал на колени и поднял девочку вместе с одеялами. Она прижалась к груди, будто горячий уголек.
— И куда ты пойдешь? — донесся тонкий голос.