— Не все мои сделки заканчивались удачно, как и переговоры, — проследив за взглядом мужчины, улыбнулся гость. — А надо мне, на самом деле, не очень многое. Для начала — предупредить. Мы знаем о Визерисе.
Слова Дорана прозвучали как приговор. Таргариен тихо заскулил, с силой укусив собственную ладонь.
— Было глупо с твоей стороны соваться к своему неузаконенному сыну сразу после исключения из ордена. Раньше все считали твои визиты в детский дом благотворительностью, но после Оленна заинтересовалась его обитателями и нашла то, что хотела, — деловито продолжал Мартелл, закинув ногу на ногу. — Спешу, однако, обрадовать, что тюремное заключение тебе не грозит, так как изначальные приказы о связи с сыном касались исключительно Рейегара. Так что скоро к тебе нагрянет кто-то из остальных членов ордена и передаст устное предупреждение. Визериса уже перевели в другое учреждение, так что оставь попытки его найти.
— Почему кто-то другой должен мне сказать об этом, если ты уже тут? — просипел Эйрис. Во рту он чувствовал привкус собственной крови.
— Потому что я разделяю твои взгляды на наше общее дело, — таинственно произнёс Доран и подался вперёд. — Старк узнал обо всём. Снова. Не знаю, как он добывает эти сведения, но шутки с ним плохи. Однако я тоже не обделён даром находить нужное. Как уже было сказано при нашей первой встрече, принцип чистоты крови ордена был мне знаком. Я давно интересовался вашей — то есть, уже нашей — историей. И так же указал на тот факт, что один воспитываю погодок — брата и сестру. Наша мать умерла, когда Оберину стукнуло три. Тогда-то груз воспитания лёг на мои плечи. И я вспомнил о чудесных методах, коими наши общие предки достигали… совершенства.
Кривая улыбка медленно расползлась на лицах обоих мужчин. Мартелл медленно опустил руку на плечо Эйрису и похлопал его, протянув:
— Мы с тобой на одной стороне, слышишь? Я пригляжу за Визерисом, насколько это будет возможно. К тому же, Рейегар и моя сестра, Элия, вполне могли бы в будущем создать новую ячейку общества. Кто знает, может она… исправит твоего сына.
***
Когда Визерис в первый раз увидел своего отца, он заплакал. У всех мальчиков, которых он знал во дворе, папы были молодые, с пышными тёмными усами или щетиной. Его же родитель оказался далеко не молодым, к тому же, полностью седым. Однако после отец объяснил Визерису, что это — его настоящий цвет, и не седой вовсе, а благородный серебристый. Тогда мальчик стал гордиться, что Эйрис Таргариен — уникальный, ни на кого не похожий папа.
Когда умерла мама, Визерис гостил у друзей семьи. Они хотели оставить его ещё ненадолго, но приехали странные дяди и забрали мальчика в детский дом. Когда туда приехал его папа, юный Таргариен вновь заплакал — от радости. Ведь теперь они наконец будут жить вместе! Но Эйрис лишь грустно покачал головой и заверил сына, что будет навещать его каждые выходные. И угощать самодельными сладостями. Только он никому-никому не должен рассказывать о том, что происходит на их встречах! Ведь Визерис взрослый, умный мальчик, не похожий на остальных детей. Как и его отец.
Когда закрыли детский дом и всех детей перевели в другой, до которого пришлось лететь несколько часов, Визерису сказали, что больше его папа не сможет приходить по выходным. Вначале мальчик обрадовался: не всё, что говорил или давал отец, ему нравилось. А уколы, которые он изредка колол, были особенно противными, и после них Визерис несколько дней не мог разговаривать или кушать. Но, в целом, встречи с папой ему нравились, ведь никто больше не называл его особенным. Поэтому юный Таргариен вскоре заскучал на новом месте, но отец так и не приехал ни разу.
Новые родители забрали Визериса в день его рождения, когда ему исполнилось семь. Мама была тихой и бледной женщиной, а папа — полноватым весельчаком, который постоянно что-то ел или пил из своей фляги. Они познакомили своего сына с двумя его новыми сёстрами: старшая, одногодка Визериса с красивыми рыжими, как у матери, волосами сразу подружилась с братом и постоянно проводила с ним свободное время. Младшая же, трёх лет от роду, постоянно кидала в мальчика игрушки и кусала, когда никто не видел. Визерис часто запирал её то в чулане, то в прачечной, и с удовольствием слушал, как она плачет.
Через год он и Рос, его сестра-одногодка, поехали в лагерь. В первый же день внимание Визериса привлекла хорошенькая девочка из его отряда. Она приехала с папой, который то и дело ласково звал её «кошечка». Когда мужчина отправился за вещами дочери, юный Таргариен подошёл и робко поздоровался с красавицей, слегка писклявым голосом произнеся:
— Привет! Я — Визерис Таргариен, а ты?
Ни на торжественном ужине, ни в последующие дни девочка не появилась в лагере, что очень огорчило её потенциального друга.
Когда Рос впервые поцеловала его, по привычке забравшись среди ночи в комнату к брату, Визерис уже посмотрел несколько взрослых фильмов вместе с отцом и даже щупал одноклассницу под юбкой, когда они вместе сидели на биологии. Однако поступок сестры так испугал юношу, что тот в ужасе выпрыгнул из кровати и принялся вытирать губы тыльной стороной ладони. «Мы же с тобой не родные, так что ничего плохого в этом нет», — сказала тогда Рос, широко улыбаясь. И Визерис поверил ей, ведь позже они многое что делали друг с другом, и это приносило им только хорошие эмоции и наслаждение.
После школы Рос призналась брату, что влюбилась в какого-то парня, который уже имел определённый статус в криминальных кругах. Тот предложил ей работу и жильё. Визерис искренне пожелал сестре удачи и уехал в престижный университет. Ему нравилась медицина, легко давалась химия и дополнительный курс психологии. На втором курсе юноша представлял спонсорам свой собственный проект, и один из них живо заинтересовался. Вручив свою визитку, на которой значилось имя «Доран Мартелл» и номер, незнакомец заговорщически шепнул: «Твоя сестра отлично поладила с моим братом. Думаю, ты тоже нам пригодишься, Визерис. У тебя куда более богатая… наследственность».
В двадцать три года, будучи уже состоявшимся молодым мужчиной, Визерис занял достойное место в криминальном мире, умело прячась за чужими спинами. Доран научил его, как заметать свои следы, играть фигурами на шахматной доске мира и при этом оставаться победителем. Лица юного Таргариена не знали враги и знали соратники. Постепенно он заполнял специальную коробку с файлами так называемых «полезных должников». Те, кому он оказал услугу на условиях ответного жеста доброй воли. Убийства, мошенничество, денежные аферы — всё приносило свои плоды, не мешая Визерису заниматься любимым делом. В свободное время он продолжал глубокое изучение всего того, что так привлекало его с детства и особенно — с университета. Своё первое экспериментальное средство, названное просто «Душитель», он отдал клиенту, пожелавшему убить свою супругу. Что-то во внешности незнакомца было странно знакомым, и Визерис отложил его дело в заветную коробку.
Тогда-то его и нашёл отец. Нет, не толстяк-алкоголик, а среброволосый Эйрис, которого, однако, годы тоже не оставили прежним красавцем. Визерис обнаружил старика в собственной квартире, которую, он был уверен, закрыл перед уходом.
— Ты всегда был моим лучшим творением, — сипло рассмеялся Таргариен, смерив сына тяжёлым взглядом. — Крепкий, умный, изворотливый. В детстве ты часто пускал слезу, а сейчас заставляешь рыдать других. Доран хорошо тебя натаскал, раз уж даже я за несколько лет твоей деятельности не смог учуять и узнать родную кровь. Прекрасную чистую кровь.
Эйрис похлопал ладонью по креслу напротив себя, приглашая сына сесть. Визерис, удивлённо вскинув бровь, остался стоять в проёме.
— Непокорный, — хмыкнул отец. — Не чуешь выгоды от общения со мной, верно? Да, с родительскими наставлениями я опоздал лет на десять, а то и больше, но всё же могу тебе многое предложить. Садись и слушай. Внимательно слушай меня, мальчик. Ты — моё наследие.
И Эйрис рассказал об ордене. О том, как он зародился в Средневековье среди великих семейств. Первыми членами общества были тринадцать лордов, преследующих идею чистой крови и совершенного человека. Они поощряли инцест, объединяя своих детей и детей их детей, ставили опыты на них, не брезгуя использовать все известные средства. Лишь спустя несколько сотен лет, когда из тринадцати лордов и леди в ордене осталось пятеро, предки поняли свою ошибку и направили свою деятельность на благо всех людей.