Печаль в его глазах отражала тоску по стране, в которой он родился и вырос, и по людям, которых больше не увидит.
— И ты никогда не возвращался в Этерштейн?
— Нет, не возвращался. Пути назад не было. Однако как бы я ни старался держаться в тени, происхождение невозможно игнорировать, и оно, по-прежнему, определяло мою судьбу. Боюсь, тебе это еще предстоит познать.
— Почему? — удивилась я. — Что такого в моем происхождении?
— Тереза, разве ты еще не поняла? — Рейнер озадаченно нахмурил брови. — Ты ведь моя дочь и унаследовала не только мои гены, но и родословную.
— Значит, у тебя тоже…? — у него есть способности!
— Значит, ты принцесса, — медленно и раздельно объяснил он. Как маленькому ребенку.
— Я? Принцесса? — я открыла рот от изумления. Звучало так нелепо, что просто не укладывалось в голове. При чем тут принцессы?
— Строго говоря, твой титул звучит как герцогиня Эттерская, принцесса Этерштейна, но.… Да, просто принцесса — более понятно.
— Разве принцессы — не недотроги в красивых платьях с кружевами? Они умеют петь и танцевать, — я рассмеялась. — Ходят на балы, у них есть слуги…
Я поместила себя в эту картинку и не удержалась от хихиканья.
Отец не разделял моего веселья. Напротив, его лицо стало темнее тучи.
— Так и должно было быть, — глухо произнес он. — Ты должна была расти как принцесса. Получать все самое лучшее. Твоя жизнь должна была сложиться по-другому.
Она сложилась по-другому из-за способностей. История про принцессу звучит неправдоподобно. Неужели он лжет? Зачем?
Огонь в его глазах разгорелся с новой силой. Что это — ярость или ненависть? Так хотелось понять его, познать, сделать частью себя. Это была почти физическая потребность, как потребность во сне или воде, и я больше не могла сдерживать ее и протянула руку. Он тут же схватил ее, как будто только этого и ждал.
На минуту я ослепла, оглохла и потеряла чувство равновесия, окунувшись в его эмоции. Гнев, стыд, чувство вины, тоска, ярость и ненависть разом обрушились на меня в жуткой какофонии. За сильными и разрушительными чувствами я чуть не проморгала другие — надежду, признательность и воодушевление. Слишком сильно… Мое «Я» забило тревогу. Я теряю себя, я таю!
Тут отец сильнее сжал мою руку, вряд ли осознанно. Но я вынырнула из омута его чувств и омута темных глаз, осознав, что я — все еще я, все еще сижу на диване в кабинете с видом на лес на втором этаже дома в Хейуорде. Держу отца за руку и смотрю ему в глаза. Словно рябь в мутной воде — всколыхнулось и пропало воспоминание о похожем, но забытом переживании. Отпечаток знакомых эмоций вспышкой мелькнул на краю сознания. Мы встречались раньше?
На мучительную секунду я стала своим отцом. Он тяжело переживал последствия принятых решений; разрывался между страстями и долгом; питал отвращение к себе и испытывал муки совести за взятую ответственность. И в то же время был наполнен облегчением из-за возможности обрести надежду; испытывал восторг и воодушевление от увиденного шанса на искупление; находил силы, чтобы почувствовать умиротворение и нежность. И переживал все совершенно искренне. Мгновение изменило все. Окунувшись в его личный ад, я вернулась другим человеком, и перестала относиться к отцу с опаской. Ощутив эйфорию от такой близости, я захотела испытать еще.
— А моя мать? Кто она?
Он все еще держал меня за руку, поэтому я четко уловила вспышку хорошо контролируемого раздражения и презрения вкупе с уязвленным самолюбием. Это сказало о многом. Разочарование прошило меня холодными иглами.
— Ее зовут Адаберта Ланге, она шведка. Выросла в Стокгольме в семье мелких дворян, не имеющих реального веса при дворе. — Он помолчал, подбирая слова, нащупывая в воспоминаниях что-то хорошее, чем мог бы поделиться. — Я хотел бы рассказать тебе о большой и светлой любви между нами, но этого не было. Мы провели вместе несколько недель, нам было хорошо, потом… она уехала, — он странно запнулся, ощущая обиду. При случае нужно узнать обстоятельства их расставания. — Я даже не знал, что она беременна, пока, спустя несколько месяцев, мои люди не сообщили об этом. Адаберта уехала в Этерштейн, пыталась добраться до короля в попытках стать частью семьи. Но ее перехватили. Ты родилась в Торхау, там же, где и я. Как будто все это было предопределено, — Рейнер устало усмехнулся, а я ошарашенно переваривала новую информацию. — Вскоре после твоего рождения мои люди привезли вас сюда, в Портленд. Я пытался найти с Адабертой общий язык, обеспечить ей приемлемый уровень жизни, достучаться до нее. Ради тебя. Но ее не интересовала семья… — он запнулся, —…со мной.
Я снова ощутила его презрение и раздражение. Было совершенно ясно, что воспоминания ему неприятны, он без конца подавлял вспышки злости.
— Тогда все закрутилось вокруг вероятного наследника трона — тебя. Кое-кому твое появление на свет сильно мешало.
Я запуталась окончательно. Келли говорила, что людям свойственно бояться всего нового и непонятного, поэтому мне следует быть осторожной. Но зачем убивать принцесс?
Сейчас мне хотелось только одного: чтобы отец перестал мучиться, а для этого нужно завершить рассказ. Значит, нужно скорее обсудить все причины.
— Виктору?
Глаза Рейнера сверкнули:
— Ты знаешь о Викторе?
— Ник упоминал. Он сказал, что нас с Келли преследовали люди Виктора. Кто это?
Рейнер держал мою руку, как держат крохотных птиц со сломанным крылом — осторожно и деликатно. Перебирая воспоминания, он ощущал печаль, скорбь и тоску.
— За несколько месяцев до твоего рождения случилась катастрофа — погиб наследный принц Эрик.
В нем поднялся такой шквал эмоций, что я не решилась спрашивать о деталях. Эрик был важен для него, и он умер. Отец вздохнул и собрался с силами для продолжения.
— Смерть наследника резко изменила ситуацию в Этерштейне. Все, кто мог, хотели урвать кусок чужого пирога. И их методы были не всегда… — он замялся, — … корректны. Отзвуки битвы докатились даже до меня.
Я почувствовала, как неприятно ему вспоминать о том времени, его досаду.
— После нескольких громких скандалов и разоблачений на место самого вероятного наследника престола выдвинулся Виктор Кёниг — мой двоюродный брат, племянник короля и самый близкий кровный родственник. На тот момент. — При упоминании имени Виктора в нем каждый раз вспыхивала холодная ярость. — Тогда я плохо его знал. Но как только он вышел на политическую арену, я следил за ним через своих людей в Этерштейне.
Он посмотрел на меня, и я сначала ощутила, а потом увидела в его глазах: чувство вины за то, что не смог защитить, уберечь; стыд за проявленную слабость, презрение к самому себе.
— Твое появление на свет совпало с грызней вокруг трона. Если бы заявил о тебе, ты сразу оказалась бы под ударом. — На меня пролилось злое бессилие и жгучая ненависть. — Адаберта не добралась до короля, но Виктор узнал и не смог стерпеть такого конкурента.
— Конкурента? — непослушными губами прошептала я.
Рейнер обреченно кивнул: